ВСЕ РАДОСТИ ЖИЗНИ
Даосский мудрец не обременяет себя ни необходимостью знать, ни необходимостью творить, ни необходимостью исполнять заповеди. Он живет свободой духа, дарящей сокровенную, неизбывную радость жизни. Радость, которая неотделима и даже неотличима от простейшей, безыскуснейшей «данности» жизненного опыта. Чжуан-цзы во сне видит себя бабочкой, которая «порхает в свое удовольствие». Стоя на берегу реки, он внезапно «познает» радость рыб, резвящихся в воде. Радость даоса всегда с ним, где бы он ни был и кем бы ни ощущал себя, ведь он живет Великим Дао, дающим полноту и завершенность каждой вещи. Правда его бытия — там, где покой Неба встречается с мимолетностью земного существования, где конечное вдруг пресуществляется в бесконечное. Ибо быть вечным, согласно заветам даосов, значит просто «жить мгновением». И пусть тайны мудрости погребены на дне бездонного колодца времен. Эти тайны нельзя утаить — они блестят и переливаются всеми красками мира в светлом зеркале кипящей вокруг жизни, на поверхности всех явлений бытия.
Собственно, мудрость и есть этот неприметный, неизъяснимый союз понимания и радости, ума и чувства. Когда-нибудь люди научатся судить о зрелости цивилизаций по их способности ценить простые радости бытия. И случайно ли, что цивилизация Китая, одна из самых древних в мире, поставила выше всех земных благ, выше даже небесного блаженства самое непритязательное благо: здоровое и радостное самочувствие жизни? Ибо сама жизнь — жизнь как изобилие и полнота бытийствования — и есть высшая, в каждой частице своей доподлинная и совершенно естественная радость.
Блажен тот, кто в подвиге самопревозмогания позволил всему в мире быть тем, чем оно есть; кто миру подарил мир и, стало быть, в самом себе прозрел тайну дара.
Предание гласит, что первый китайский мудрец, Конфуций, на склоне лет, достигнув непревзойденных высот образованности и ума, просто «жил в праздности». Но еще прежде Конфуция родоначальник даосизма Лао-цзы проповедовал «недеяние». Делание не обязательно, ибо оно суетно, Неделание возвышенно, потому что возвещает о вечном. Человек велик не тем, что он сделал, а тем, -что есть в его жизни несовершенного и, может быть, вовек несвершаемого. Человек становится великим благодаря покою.
Но если радость приходит из безмятежного покоя всеобъятности человеческого сердца, то открывается она в подвиге самообновления, в устремленном к новым и неведомым горизонтам бытия. Даос радостен потому, что «в самом себе не имеет где пребывать». Он весь — в сообщительности с другими, во всяком событии, в самой событийственности вещей. Его жизнь — это сама Весть бытия, всебытийственная полнота смысла, о которой свидетельствует малейшая метаморфоза в мире.
Радостная мудрость Дао — это, конечно, не учение, даже не идея, но всевременность каждого мгновения одухотворенной жизни. Ее радость — как миг пробуждения, хранимый нескончаемой чередою снов. С терпением и аккуратностью благочестивых мастеров они вывели из этого смиренного доверия к жизни все сплетения, все нюансы своего утонченнейше художественного мира.
тогда мы узнаем о внутренней, невидной со стороны радости даоса — радости самоотсутствия. тогда мы узнаем о внутренней, невидной со стороны радости даоса — радости самоотсутствия.
мы постигаем безграничность предела (и предельность безграничного
она с неизбежностью вовлекает нас в пространство непроизвольного, подлинно жизненного диалога, непрестанно свершающегося в каждом из нас; диалога, не отливающегося в вопросы и не требующего ответов, ибо в этом потоке живой событийности все исчезает даже прежде, чем обретает зримый образ. Даос хранит в себе тайну неуследимо стремительных, словно вспышка молнии, перемен, тайну незримого рождения и гибели бесчисленных символических миров.
Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи...
Слова даосской мудрости — звездный узор, вышитый в ночном небе самоуглубленной души. Загорятся ярче звезды слов-фрагментов — плотнее сгустится мрак небесных глубин. И чем проще, тем непритязательнее внушают они к безмолвию премудрой души — бездонной, как само небо.
Так за видимой мозаичностью явлений истины таится сокровенная цельность духа, потаенный всечеловек, открытый всем ритмам вселенной. Человек одинаково непостижимый, и внушающий непоколебимое доверие к себе, ибо он «не может быть», но именно по этой причине «не может не быть». Даосы, называли его «подлинным господином в нас» или нашим «подлинным образом, который существует прежде нашего появления на свет». По слову того же Чжуан-цзы, «нельзя не довериться присутствию Подлинного Господина, но невозможно узреть следов его...»
Безмятежен покой, чиста радость даосского мудреца, предоставляющего свершаться в глубинах своей души неисчислимым чудесам жизни. Он с миром событийствовал и, зная неизменность своих помыслов, доверял непроглядным глубинам своего опыта. Он любил свежесть чувства и точность выражения больше логики и абстрактных определений. Он мог не отягощать себя знаниями и жить в «забытьи», не совершая ошибок, ибо он свободен духом и, значит, всегда прав. Он впитывает в себя верховную гармонию мира, неисповедимую «полноту жизненных свойств», как младенец кормится от матери. А потому, мудрый радуется Небу и знает Судьбу.
Находить незыблемую опору в самом себе, открывать все новые горизонты жизни, удостовериться в искренности своих чувств и, наконец, хоронить свои прозрения в повседневности быта — как много у даоса поводов для радости!
Всполохи бодрствующего сознания оставляют свои отблески, свои летучие тени на внешних предметах: реальность самопревращения только и может пребывать в ином бытии. Есть только метафора истины, только след просветленного духа, только маска естества, только вариация темы, только декор сущности. Первозданный хаос не отличается от хаоса эстетически переживаемой жизни: звездная россыпь внутреннего неба души отражается в беспорядочном наборе наших личных вещей, в самом строе человеческого быта.
Радость, небесная радость на земле, радость везде и всегда — вот единственная награда даоса, уповающего только на «жизнь, как она есть», и живущего бесчисленными отблесками необозримого кристалла вселенской жизни. Есть своя, вечно свежая, радость, в этом извечном ускользании духа.
Наследие даосской традиции есть не что иное, как многосмысленная немота вещей, язык неисчерпаемой конкретности, интимно внятный нам, как жизнь тела, но неподвластный языку общих понятий. Для даосов вещи ценны тем, что хранят в себе «утонченную истину» бытия. Вещи способны приобщать нас к правде жизни благодаря своей уникальности, единственности — той единственности, которая, сталкивая нас с бездной «иного», дарит откровение верховной цельности природы. «В смешении вещей проступает полнота естества», — говорится в главном китайском каноне «Книга Перемен». Узор вещной среды есть прообраз «Небесного» узора внутренней правды сердца; заботливо выписанным бытом удостоверяется сокровенная каллиграфия души.
Но узор не был бы тем, чем он есть — декором, орнаментом, — если бы не знаменовал выход формы за свои пределы, самопотерю присутствия. Узор в конце концов реализует себя в саморассеивании, в бесконечно сложной геометрии Хаоса, где нет главного и второстепенного, содержания и украшения, а все есть только нюанс — вечно ускользающий, всегда данный в пределе нашего восприятия. Однако рассеивание без конца уже неотличимо от собирания. Самопотеря оказывается самовосполнением или, как говорит Чжуан-цзы, «где разрушение — там созидание, где гибель — там рождение».
Для даосского мудреца вещи предстают бесчисленными отблесками потаенного, «небесного» света. Они — как эхо непрозвучавшего голоса, тени непроявившегося тела. Самое созерцание света Дао неотделимо от вкрадчивого шороха ветра в соснах и призрачного света луны, от бормотанья ручья и ароматов цветов, от легкой дымки, кутающей далекие горы, и трепетных теней на белой стене, — от всего, что погружает нас в сладкие грезы полузабытья, в бездны вольного парения духа, отрешившегося от пошлости мира.
Самозабвенное (именно: самозабывающееся) созерцание Хаоса и есть даосское подвижничество самовысвобождения. Пиршество красок и звуков, по китайским представлением, не должно вести к расслабленности и разладу духа. Напротив, оно поможет нам воспитать в себе безмятежный покой души. Как замечает китайский художник XVII в. Дун Цичан, «упоение вещами, достигая своего предела, открывает нам достоинства простоты и скромности, крайнее же возбуждение чувств внезапно приводит нас к чистоте и покою духа». Нужно быть китайцем, имеющим за плечами трехтысячелетний опыт великой цивилизации, чтобы даже в соблазнах жизни увидеть средство совершенствования себя; чтобы понять одну простую, как все гениальное, истину: стать настоящим хозяином жизни сможет лишь тот, кто позволит жизни быть тем, чем она есть.
Творческим мгновением жизни управляет своя, парадоксальная логика: чем ничтожнее выглядит художник перед беспредельным Единым Превращением мира, тем более велик он в своей приобщенности к этому вселенскому танцу вещей. Выходит, что в мудрой радости даосов глубоко вкоренено измерение ироническое и комическое. Может ли не быть иронии там, где предлагается постигать великое в малом и возвышенное в обыденном? Где всякое понятие неизбежно несет в себе собственное отрицание? Ирония — это свидетельство (по определению, прикровенное) не двойственности, не связи вещей в пространстве самоизменчивого Хаоса. Со временем она была осознана китайскими литераторами как непременная спутница умудренного слова. Ею проникнута немалая часть поздней китайской словесности.
Теперь, заговорив об иронии и смехе, мы подошли, кажется, к концу наших рассуждений. Ведь смех — эта реальность, неуловимая для критической «мысли» — всегда кладет предел размышлению и заставляет жить немыслимым. Смех нельзя «познать», но его, несомненно, можно понять; смех интимно внятен нам, потому что он восстанавливает безусловную, живую связь между людьми, связь времен внутри самого человека. Смех несет в себе секрет умудренной — все в себя вместившей и себя потерявшей — души.
Но почему все-таки секрет? А потому, что невозможно познать, но можно постичь, угадать, воспринять открытым сердцем то, что нами лишь предвосхищается, то, чего еще нет, но что надвигается на нас с неотвратимостью спелой весенней грозы.
Мы знаем как раз то, о чем знаем. Не от этого ли веселого парадокса живого знания смеются добродушные праведники Дао, умудренные своим незнанием? Они смеются друг другу в лицо, потому что их мудрость есть только свободная сообщительность между людьми, сообщительность, прорывающаяся через все условности общения.
Мудрость веселых праведников доступна каждому и в каждое мгновение жизни. Более того, она только и становится живой и действенной, когда человек сопричастен мировому всеединству.
Мудрость проверяется радостью. Нужно многое пережить, чтобы увидеть драгоценнейший дар жизни в радости свободного общения человеческих сердец.
ЧЕТЫРЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НЕ СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ:
1. Не следует слушать раздражающие звуки.
2. Не следует говорить попусту.
3. Не следует делать лишних движений.
4. Не следует держать в голове суетные мысли.
ПЯТНАДЦАТЬ ПРАВИЛ ЗДОРОВОЙ ЖИЗНИ:
1. Лицо нужно побольше массировать.
2. Волосы нужно почаще расчесывать.
3. Глаза должны постоянно двигаться.
4. Уши должны быть постоянно настороже.
5. Зубы верхние и нижние должны постоянно соприкасаться.
6. Рот должен быть всегда прикрыт.
7. Во рту всегда должна быть слюна.
8. Дыхание должно быть легким.
9. Сердце должно быть спокойным.
10. Сознание должно всегда присутствовать.
11. Спина должна быть всегда выпрямленной.
12. Живот нужно почаще гладить.
13. Грудь должна быть всегда вогнутой.
14. Речь всегда должна быть немногословной.
15. Кожа должна быть всегда увлажненной.
ПРАВИЛА ЗДОРОВОГО ПИТАНИЯ
«Садись за еду, лишь когда почувствуешь голод, не ленись тщательно прожевывать пищу, а вино и воду лей маленькими глотками. Не жди, когда ты очень проголодаешься, и не наедайся до отвала. Ешь неспешно и помалу.
В еде избегай острых приправ и жирного мяса. Не ешь овощи сырыми, а мясо холодным. Пища должна укреплять жизненную энергию. Тогда тело не будет знать усталости, дух же будет бодр и деятелен, и болезни будут обходить тебя стороной.
Весной нужно есть побольше сладкого и поменьше кислого, чтобы укрепить работу селезенки. Летом нужно есть поменьше горького и побольше вяжущего, чтобы благотворно воздействовать на легкие. Осенью нужно есть поменьше вяжущего и побольше кислого, ибо это полезно для желчного пузыря. Зимой нужно есть поменьше соленого и побольше горького, — это полезно для сердца».
РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ ВСЕ РАДОСТИ ЖИЗНИ
Сунь Сымяо Песнь о сбережении жизни*
Между Небом и Землей человек — вот главная драгоценность. Голова его подобна Небу, ноги подобны Земле.
Каждый дорожит телом, полученным от матери и отца, а из пяти видов счастья долголетие — всех драгоценнее.
Если хочешь жить долго, следуй правилам мудрым: когда огонь не выходит наружу, сердце само успокаивается.
Дерево вернется к истоку — огонь золы не создаст, человек сможет страсти обуздать и продлить свою жизнь.
Если разум рассеян без меры, дух будет отягощен.
Тот, кто хочет следовать пути сбережения жизни, пусть всегда пребывает в довольстве
Коли искренно сердце и правильна воля, суетные мысли исчезнут.
Следуй порядку вселенной, совершенствуй себя и избегнешь хлопот.
Пока весной не прошли холода, не спеши надевать тонкие одежды.
Осенью холод почуяв, не мешкая одевайся теплее.
Не жди пока заболеешь, чтобы снадобье съесть.
После еды прогуляйся хотя бы на сотню шагов, рукой поглаживай низ живота, словно жернов вращаешь.
Терпким вином можно укрепить свои силы и дух.
Если вечно в покое живешь, для чего суета?
Изложение ста болезней
человек мудрости добивается счастья, когда нет еще и предзнаменований. Он избавляется от беды, когда она еще не появилась. Ведь катастрофа рождается из мелочей, а болезнь возникает из тончайших отклонений. Люди считают, что маленькое добро не приносит пользы, и потому не желают делать добро. Им кажется, что от маленького зла не будет ущерба, и потому они не стремятся исправиться. Если не накапливать добро мало-помалу, тогда не получится великой Потенции. Поэтому выберем самое важное, чтобы показать, как оно рождается. Итак, вот сто болезней.
Не зная постоянства, то радоваться, то гневаться — это болезнь.
Забывая о долге, стремиться к выгоде — это болезнь.
Хулить людей, восхваляя себя — это болезнь.
Все время меняться, потакая самому себе — это болезнь.
Быть слишком разговорчивым, любить поболтать — это болезнь.
Радоваться, преследуя неправого — это болезнь.
Кичась знаниями, презирать других — это болезнь.
Считать людей неправыми, а себя правым — это болезнь.
Побеждать людей, применяя силу — это болезнь.
Лениться, ощущая свою власть и силу — это болезнь, В речах стремиться побеждать людей — это болезнь.
Считая людей неправедными, думать о своей праведности — это болезнь.
Прямотой вредить людям — это болезнь.
Не любя людей, быть расположенным к самому себе — это болезнь.
И в расположении и гневе кичиться собой — это болезнь.
Считать других глупыми, а себя мудрым — это болезнь.
Сделав достойный поступок, выставлять себя — это болезнь.
У известных людей находить недостатки — это болезнь.
Сетовать на то, что приходиться трудиться — это болезнь.
Иллюзии принимать за реальность — это болезнь.
Радоваться ошибкам других — это болезнь. Кичиться перед людьми своим богатством — это болезнь. Будучи высокородным, презирать людей — это болезнь. Будучи бедным, завидовать богатым — это болезнь. Будучи в низком положении, зло говорить о благородных — это болезнь.
Достигать успеха, нанося кому-то поражение — это болезнь.
Из-за вспыльчивости вступать в противоречия с окружающими — это болезнь.
Много ненавидеть и мало любить — это болезнь.
Перекладывать ответственность на других людей — это болезнь.
Обсуждать достоинства и недостатки других людей — это болезнь.
Помогая людям, надеяться на воздаяние — это болезнь.
Порицать человека за то, что он не облагодетельствовал тебя — это болезнь.
Поделившись с человеком, раскаиваться в этом — это болезнь.
Ругать и поносить любых живых тварей — это болезнь.
Поносить и порицать талантливых — это болезнь.
Не любить людей за то, что они превзошли тебя — это болезнь.
Если нет ровного состояния в сердце — это болезнь.
Возвращаться в мыслях к старым обидам — это болезнь.
Создавать много шума по поводу каких-либо способностей — это болезнь.
Беседовать с дураком, глупцом — это болезнь.
В тяжелой ситуации поступать легкомысленно — это болезнь.
Любить, чтобы тебя считали правым — это болезнь.
Много сомневаться и мало верить — это болезнь.
Хитрость и льстивость — это болезнь.
Восхваление ста лекарств
Соблюдение ритуала в движении и покое — это лекарство.
Податливость тела и мягкость характера — это лекарство.
Широкое поведение и доброта в сердце — это лекарство.
Соблюдение меры во всем — это лекарство.
Отказываясь от выгоды, руководствоваться чувством долга — это лекарство.
Избавляться от желаний в сердце своем —это лекарство. Несмотря на неприязнь, проявлять любовь — это лекарство. Стремиться к разумному использованию всего — это лекарство. Желать людям счастья — это лекарство. Спасать в беде, помогать в трудностях — это лекарство. Перевоспитывать глупых и наивных — это лекарство. Быть милостивым по отношению к бедным и помогать просящим подаяние — это лекарство.
Быть скромным и уступчивым в речах — это лекарство.
Не требовать возвращения старых долгов — это лекарство.
Отказываясь от изворотливости, стремиться к прямоте — это лекарство.
Не спорить, выясняя, кто нрав, кто виноват — это лекарство.
Претерпев оскорбление, не хранить обиды — это лекарство.
Не проявлять себя, выставляясь на показ — это лекарство.
Уступая заслуги, брать на себя самое трудное — это лекарство.
Будучи богатым, подавать нищим — это лекарство.
Не преувеличивать свое значение — это лекарство.
И в обретениях, и потерях созерцать самого себя — это лекарство.
Не ругать и не поносить ничего живого — это лекарство.
Не обсуждать других людей — это лекарство.
Благие слова и добрые речи — это лекарство.
Делая добро не надеяться на воздаяние — это лекарство.
Желать людям исполнения их желаний — это лекарство.
Успокаивать свое сердце, устремляясь в монастырь — это лекарство.
Достигая безмятежности в сердце, успокаивать ум — это лекарство.
Развеивать поток мыслей и раздумий — это лекарство.
В безмятежности и покое быть добрым и приветливым — это лекарство.
Чтить и уважать тексты мудрецов — это лекарство.
Думать о божественном и помнить о Пути — это лекарство.
Хранить безмятежность покоя в отсутствии стремлений — это лекарство.
Быть доброжелательным, покладистым, скромным и уступчивым — это лекарство.
Прямо критиковать, сохраняя верность — это лекарство.
Тот, кто любит женщину так, как любят цветы, будет воспарять в своих чувствах все выше и выше. Тот, кто любит цветы так, как любят женщин, будет открывать в своем чувстве все новые и новые глубины.
Лучше быть бедным и жить в праздности, чем быть богатым и всю жизнь изнемогать в трудах. Лучше стыдиться своего богатства, чем гордиться своей бедностью.
Лучше иметь понимающую жену, чем красивую наложницу, и лучше иметь душевный покой, чем горы золота.
