БЫТЬ НЕЗАЩИЩЕННЫМ — ЗНАЧИТ ЖИТЬ, ЗАМКНУТЬСЯ В СЕБЕ — ЗНАЧИТ УМЕРЕТЬ
Не бывает такого момента — или он случается крайне редко, — когда наш ум свободен от мыслей. Мы не знаем, что это такое — быть в уединении, освободиться от всех ассоциаций, от всякой непрерывности, от всех слов и образов. Мы одиноки, но мы не знаем, что такое быть в уединении. Изолированность — это путь нашей жизни. Нет в нас цельности, полноты, а без этого невозможно слиться сдругим, так как для такого слияния необходима внутренняя целостность. Лишь уединенность способна исцелить усиливающуюся муку одиночества. Идти одному, без помехи мысли, не волоча за собой шлейф наших желаний — значит быть недосягаемым для ума. Уединенность — не результат мысли. Лишь когда мысль совершенно затихает, происходит взлет от одиночества к тому состоянию, которое мы называем уединенностью.
— Почему вы так настоятельно желаете пребывать в покое? Почему вы делаете из этого проблему? Разве само ваше требование покоя не создает конфликта? если вы хотите пребывать в тишине, без внутреннего смятения, то почему вы допускаете, чтобы что-то выводило вас из равновесия? Мы легко можем закрыть все двери и окна нашего бытия, изолировать себя от других и жить в затворе. Это то, чего хочет большинство людей. Большинство из нас стремится построить вокруг себя стены, чтобы стать неуязвимыми, но, к сожалению, всегда остаются щели, через которые просачивается жизнь.
— Почему вы хотите узнать причину? Вы, очевидно, надеетесь, что, узнав причину, вы устраните следствие. Но ведь на самом деле вы совсем не хотите знать, почему именно вы находитесь в смятении, не так ли? Вы лишь стремитесь избавиться от смятения.
Если бы вы могли проникнуть в причину вашего нынешнего смятения, у вас был бы внутренний мир; и пока это невозможно, вы полны тревоги. Все мы хотим господствовать, овладеть тем, чего не понимаем; мы хотим обладать или быть обладаемым, когда у нас имеется боязнь самих себя. Неуверенность в себе создает в нас чувство исключительности, ощущение отверженности, изолированности.
Видеть истинное в ложном — это начало мудрости; видеть ложное как ложное — наивысшее понимание.если вы по-настоящему переживете эту истину, а не просто примете ее на словах, то сможете покончить с подобными проявлениями. Только понимание ложного как ложного приносит свободу от ложного. Будьте пассивно бдительны по отношению к вашим обычным реакциям; осознавайте их просто, без сопротивления; пассивно наблюдайте их — совершенно так же, как вы наблюдали бы действия ребенка, не выражая радости или неудовольствия. Пассивная бдительность есть сама по себе свобода от защиты, от замыкания дверей. Быть незащищенным — значит жить, а замкнуться в себе — значит умереть.
ОТЧАЯНИЕ И НАДЕЖДА
Только любовь способна смирить желание, а любовь — это не продукт ума. Чтобы проявилась любовь, ум как наблюдающий должен умолкнуть. Не существует средств, с помощью которых можно достичь любви. Всякий поиск средств должен прекратиться, чтобы могла проявиться любовь. Только для свободного существует любовь, но свобода никогда не ставит условий, никогда не связывает. Любовь — это сама вечность.
Единство, интеграция, — это слияние воедино не с другим, а с самим собой и в самом себе. Слияние различных сущностей в самом себе — это полнота с другим, но полнота с другим — это неполнота в самом себе.Слияние сдругим — это все еще не полнота. Интегрированная сущность не становится целостной благодаря другому; ибо если она полна, то полнота проявляется во всех ее отношениях. То, что неполно, не может быть полно в отношении. Это иллюзия — думать, что нас делает полным другой.
То, что не полно, всегда заканчивается. Слияние с другим всегда хрупко, оно всегда прекращается. Интеграция должна начаться внутри самого себя, и только тогда слияние будет нерушимым.
Мы говорим, что живем благодаря надежде, но так ли это? Разве это жизнь, если будущее или прошлое довлеет над нами? Разве жизнь — это движение от прошлого к будущему? Когда вы захвачены тем, что будет завтра, разве вы живете? Именно потому, что завтрашний день сделался таким важным, появились и безнадежность, и отчаяние. Во имя надежды на завтрашний день вы жертвуете настоящим; но счастье — всегда в настоящем. Именно лишенные счастья люди наполняют свою жизнь тем, что относится к завтрашнему дню, и это они называют надеждой. Счастливая жизни — это жизнь без всяких надежд. Человек, живущий надеждой, не принадлежит к счастливым, он знает отчаяние. Состояние безнадежности порождает надежду или протест, отчаяние или картины светлого будущего.
«Но неужели вы утверждаете, что мы должны жить без надежды?»
— А разве не существует состояние, в котором нет ни надежды, ни безнадежности, состояние блаженства? В самом деле, когда вы были счастливы, ведь у вас не было никаких надежд на будущее, не так ли?
«Я понимаю, о чем вы говорите. Мы свободны от надежд лишь тогда, когда чувствуем себя счастливыми. Но каким образом возможно оставаться в состоянии счастья?»
— Прежде всего, надо понять истину надежды и безнадежности. Понять то, каким образом вы были захвачены ложным состоянием — иллюзией надежды, а потом отчаянием. Пассивно наблюдайте этот процесс; он совсем не так прост, как может показаться. Вы спрашиваете, каким образом возможно оставаться в состоянии счастья. Разве корни вашего вопроса не лежат в чувстве надежды? Ваш вопрос указывает на желание приобрести, получить, достичь, разве не так? Когда вы имеете в виду какой-то объект, какую-то цель, у вас появляется надежда; и тогда вы уловлены вашим несчастьем. Путь надежды — это путь, направленный к будущему, но счастье никогда не зависит от времени. Когда вы были счастливы, вы никогда не спрашивали, каким путем продлить счастье; если бы вы задали такой вопрос, вы бы уже пережили состояние несчастья.
— Желание найти выход только порождает новую проблему. В силу того, что вы не поняли одну проблему, вы вводите другие. Ваша проблема — это состояние отчаяния; для того, чтобы понять ее, вы должны быть свободны от всех других проблем. Состояние отчаяния — это единственная проблема, которую вы имеете. Не вносите путаницы, вводя новую проблему о том, как выйти из вашего состояния. Наш ум ищет ответа на проблему, ищет выхода, надежды. Поймите сложность этого бегства от себя, и вы соприкоснетесь с проблемой непосредственно. Такое прямое соприкосновение с проблемой рождает кризис, которого мы все время избегаем; и лишь тогда, когда этот кризис достигает наибольшей полноты и интенсивности, проблема сама приходит к концу.
УМ И ИЗВЕСТНОЕ
Как охотно ум принимает готовый образец для жизни и как цепко ум за него держится! Ум неотделим от идеи, словно прибит к ней гвоздем; он существует, имеет свое бытие лишь вблизи идеи. Ум никогда не бывает свободен, гибок, потому что он всегда привязан; он движется в ограниченном, узком или широком, пространстве вокруг собственного центра. Страх всегда сопутствует желанию большего или меньшего. Ум, который непрерывно ткет образы, есть создатель времени; а там, где существует время, там страх, надежда и смерть. Надежда ведет к смерти.
— Идея — это проекция ума; идея есть результат опыта, а опыт есть знание. Мы постоянно даем толкование опыту в соответствии с обусловленностью ума, сознаем мы ее или нет. Ум есть опыт, ум есть идея. Ум нельзя отделить от его свойства мыслить. Знание, уже накопленное и находящееся в стадии накопления, есть процесс ума. Ум — это опыт, память, идея, это тотальный процесс ответов. Пока мы не поймем работу ума, сознания, невозможно коренное преобразование человека.
Наш ум находится в плену того или иного шаблона, и в рамках этого шаблона он действует и движется. Этот шаблон взят из прошлого или будущего; это — отчаяние и надежда, хаос и утопия, то, что было, и то, что должно быть.
—Возможно ли, чтобы ум обходился без шаблона, освободился от маятника желаний, который раскачивается взад и вперед? Это определенно возможно. Такое действие — жизнь в настоящем. Жить без надежды и без заботы о завтрашнем дне вовсе не означает безнадежности или безразличия. Жизнь — это величайшая революция. Жизнь не имеет никакого стереотипа.
Ваш идеал, ваши надежды — это проекции ума, направленные в сторону от того, что есть. Ум, который есть результат прошлого, порождает из себя образец для нового. Ваша новая жизнь продолжает оставаться старой, только в другой одежде. Проявления ума не есть жизнь.
ПОДЧИНЕНИЕ И СВОБОДА
Нет пути к мудрости, потому что все пути обосабливают, ведут к замкнутости. По самой своей природе пути могут вести только к изоляции, хотя такая изоляция может называться единством, целым, одним и т.п. Путь — это процесс, изолирующий, замыкающий человека в самом себе. Средства — это замкнутость, а цель такова же, как и средства. Средства неотделимы от цели, которая должна быть. Мудрость приходит с пониманием нашего отношения с полем, с прохожим, с мимолетной мыслью. Должно быть не одиночество замыкающегося в себе ума, а уединенность свободы. Полнота уединенна, неполнота же ищет пути к изоляции.
«Уверяю вас, я побывала в большей части серьезных ашрамов; все они стремятся удержать ученика, подавить его личные свойства и привести к тому шаблону мысли, который они называют истиной. Почему все они хотят, чтобы ученик подчинялся их частной дисциплине и тому образу жизни, который установлен учителем? Почему происходит так, что они никогда не дают свободы, а лишь обещают ее?»
— Подчинение приносит удовлетворение; оно порождает чувство безопасности у ученика и придает силы ученику и учителю. Подчинение укрепляет авторитет, светский или религиозный; подчинение приводит также к тупости, которую называют состоянием внутреннего мира. Если человек стремится избежать страдания, почему бы ему не пойти по этому пути, хотя бы он и вызвал какую-то толику страдания. Подчинение делает ум нечувствительным к конфликту. И мы хотим, чтобы нас сделали тупыми, невосприимчивыми; мы страдаем и стараемся отогнать от себя безобразное, но одновременно это притупляет восприятие прекрасного. Подчинение авторитету, мертвого или живого, дает огромное удовлетворение. Учитель знает, а вы не знаете. Было бы глупо с вашей стороны стараться выяснить что-либо самостоятельно, в то время как учитель, который дает вам утешение, уже знает это. Поэтому вы становитесь его рабом, а рабство лучше, чем внутреннее смятение. Учитель и ученик изощряются во взаимной эксплуатации. Ведь в действительности вы не пойдете в ашрам, чтобы найти свободу, не так ли? Вы идете туда с тем, чтобы вести жизнь, подчиненную определенной дисциплине и вере; с тем, чтобы поклоняться и в свою очередь стать предметом поклонения, — и все это называется поисками истины! Они не могут дать свободу, так как эта свобода была бы для них самоуничтожением. Свободу нельзя найти в местах уединения, в системах или верованиях; ее нельзя обрести через подчинение и страх, которые называются дисциплиной. Ни одна дисциплина не может дать свободу. Она может обещать ее, но надежда — это не свобода. Подражание как путь к свободе — это подлинное отрицание свободы, так как средство — это цель. Подражание приводит к новому подражанию, а не к свободе. Но нам нравится обманывать себя; вот почему принуждение или обещание награды существует в разнообразных и тонких формах. Надежда — это отрицание жизни.
«Теперь я избегаю всех ашрамов, как настоящей заразы. Я шла к ним с целью найти душевный мир, а мне дали принуждение, доктрины, основанные на авторитете, и пустые обещания. Как горячо мы принимаем обещания, которые дает гуру! Как мы слепы! В конце концов, после этих многих лет, я полностью освободилась от желания искать обещанные ими награды.
...
Я ощущаю боль одиночества, гораздо большую, чем способна перенести, — не физического одиночества, которое я приветствую, но глубокую муку внутреннего одиночества. Что мне с этим делать? Как я должна рассматривать такую пустоту?»
— Если вы просите указать вам путь, вы становитесь последователем. Оттого, что внутри у вас не стихает боль одиночества, вы жаждете помощи; а сама эта потребность в руководстве открывает дверь принуждению, подражанию и страху. Вопрос «как» совсем не является важным. Важно, чтобы мы поняли природу этой боли, вместо того, чтобы стараться ее преодолевать, избегать или выходить за ее пределы. До тех пор пока мы полностью не поймем муку одиночества, не будет у нас ни покоя, ни мира, а лишь непрекращающаяся борьба. То, что есть, должно быть раскрыто, не на словах, не теоретически, а непосредственно в переживании. А разве можно раскрыть то, что в действительности есть, если вы подходите к нему, испытывая чувство страдания или страха? Для того, чтобы понять то, что есть, вы должны подойти к нему свободно, без груза прошлого знания о нем. Вы должны подойти к тому, что есть, со свежим умом, не затуманенным привычными реакциями. Пожалуйста, не спрашивайте, каким образом сделать ум свободным и способным увидеть новое, но прислушайтесь к истине этого. Только истина освобождает. Само желание, усилие стать свободным — это препятствие для освобождения.
Не должен ли ум, со всеми его выводами и мерами предосторожности, прекратить свою деятельность? Не должен ли он стать тихим, оставить поиски бегства? Не следует ли направить внимание на боль одиночества? Не является ли сама деятельность ума процессом сопротивления? Итак, наша проблема — это не боль одиночества, а ум, который создает проблему. Понимание ума есть начало свободы. Свобода не есть нечто, принадлежащее будущему; это самая первая ступень. Накопление в какой бы то ни было форме, — будет ли это знание, опыт, вера, — препятствует свободе. Но лишь тогда, когда вы свободны, может проявиться истина.
«Разве усилие не является необходимым условием для понимания?»
— Можем ли мы понять что бы то ни было с помощью борьбы, конфликта? Не приходит ли понимание тогда, когда ум совершенно тих, когда прекратились связанные с усилием действия? Ум, который сделан тихим, не является спокойным умом; это мертвый, невосприимчивый ум. Когда есть желание, нет красоты безмолвия.