Антоний Сурожский

О СОЗЕРЦАНИИ И ПОДВИГЕ

Полностью - тут:
http://poznaisebya.com/psylib/books/_antsu01.htm

Антоний Сурожский
О СОЗЕРЦАНИИ И ПОДВИГЕ

Созерцание не следует понимать ни как некую деятельность, ни как некое преходящее состояние. Оно должно проникнуть все естество человека, быть единственным содержанием всего его бытия: “Жизнь вечная есть познание Бога”. Таково исключительное призвание человека. Его путь, смысл его жизни.
Созерцание и молитва вполне равнозначащи в их глубинном смысле, ибо невозможно созерцание Бога без соединяющих нас с Ним поклонения и любви, которые составляют сущность молитвы, исчерпывающе ее определяют. Подвиг же входит сюда лишь как нечто случайное, привнесенное, вернее, — как последствие грехопадения. Без подвига “падший” человек не может ни достичь, ни тем более пребывать в состоянии созерцания: “Пролей кровь и приими Дух”, говорят Отцы.
“Мир конечен, потому что не имеет полноты в самом себе, и цель его лежит вне его самого”.

“Словом Божиим тварь сохраняется, как бы па алмазном мосту, под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества”.

А посему мир может “быть” лишь в Боге, Который есть единственная Реальность. Этим мы не хотим сказать, что мир не реален. Нет. Но его реальность иного, низшего порядка, призванная “врасти” в Бога, соединиться с Ним, приобщиться Божественной Жизни, чрез постепенное освобождение от всех элементов небытия, как бы от призраков отпавшего прошлого, пока не станет оно окончательно преодоленным и уже не-реальной возможностью.
По выражению св. И. Дамаскина, мир сотворен для пути к обожению. Связующим началом между творением и его Творцом является чистая и совершенная вера, т.е. всецелое доверие к Нему.

До грехопадения вера была сама по себе достаточна для того, чтобы человек без ущерба осуществил свое призвание. Такая вора делает его способным во всякое время выходить за пределы своего ограниченного опыта в познании Божественного мира и в послушании зову Творца, бестрепетно идти навстречу недоведомому Божественному Мраку. Действие истинной веры таково, что творит человека способным в любой момент превзойти самого себя, вплоть до полного отказа от уже достигнутой им полноты. Пред ним, произволением Бога, открывается зрелище Божественного Мрака Синая, не менее ужасающее, чем бездна небытия, из коей он вызван: но этот Мрак становится Светом, как только человек предаст себя Богу без остатка, с доверием, сотканным из смирения и несокрушимого мужества. Тогда он приобщается по-новому к Божественной Жизни и Свету. Такое действие веры мыслимо и осуществимо только при наличии полной свободы.

Поистине, с начала веков две воли противостоят одна другой: воля Божья, всемогущая и всесозидающая, и воля человеческая, ничтожная, неспособная к самовластному творению, но тем не менее обладающая возможностью, роковой властью отказаться от всего и, невзирая на свою бесконечную слабость, воспротивиться воле Божественной. Дар свободы положен в самую основу отношений между Творцом и творением, но понятие о природе этой свободы не вполне совпадает с нашим обычным опытом. После грехопадения свобода человека определяется как возможность выбора между бытием в Боге, т.е. жизнью, соответствующей как призванию, так и естественному влечений человеческой природы, и между отступлением от Бога, т.е. смертью, являющейся последствием отрицания и отказа от этого призвания. Свобода, по существу, есть не что иное, как возможность беспрепятственно следовать глубинному зову своего естества и тем осуществлять призвание, назначенное Творцом. В этом смысле русское слово “свобода” чрезвычайно показательно. Оно состоит из двух корней: “сво”, т.е. свой или сам, и “бод”, т.е. быть; эти два понятия соединяются в одно слово “свобода”, означающее “быть самим собой”.

УСЛОВИЯ ОПЫТА СОЗЕРЦАНИЯ

Борьба человека состоит в том, чтобы сознательным усилием достичь высшей ступени, соответствующей его истинной природе: именно это и есть “подвиг”. В подвиге вначале преобладают моменты труда, отрицания и отрешения; ограничивая себя в земном, он уготовляет путь к небесному. В этом стремлении подвиг должен охватить всего человека.

I. ПОДВИГ ВНИМАНИЯ. — Заметим, прежде всего, что внимание, как духовный опыт, не сводится исключительно к тому, чтобы собрать воедино только умственное содержание человека; оно есть собирание всего бытия его в одно средоточие, благодаря чему достигается “внутрь-пребывание”, освобождающее от беспрерывного потока рассудочного, дискурсивного мышления и полагающее в нем начало к пребыванию пред Лицом Вечного, в состоянии внутреннего безмолвия, покаяния и любви к Нему.
Путем к этому состоянию служит совместная дисциплина ума и тела.

Умственная дисциплина частично совпадает с подвигом трезвенности и бдительности. Для этого необходимо, во-первых, изыскать и осуществить на опыте состояние совершенного бесстрастия, равняющегося полному освобождению от влияния извне и автоматической зависимости от них, от, так сказать, привившихся человеку “механизмов”. Это и есть состояние внутреннего делания. Во-вторых, творить молитву, или предаться богомыслию, отгоняя все назойливые мысли и образы, равно как и все представления, связанные с чувственным миром, которые являются преградой между Богом и человеком, препятствуют созерцанию. Это не есть сверхдушевный путь подвижничества, но благодаря ему человек обретает способность душевно подняться над уровнем видимого мира и приобщиться к утерянному им опыту сверхчувственного познания; иначе говоря, человек, преодолев эмпирическую “душевность” падшего мира, вновь вступает в область душевности бесстрастной, онтологической.

Физическая сторона подвига внимания, превосходно разработанная православными наставниками “исихастами”.
Безмолвие (греческий термин исихия, означающий “мир”, “покой”) внутренний покой, “безмолвие” и мир являются первой необходимостью и вместе пределом достижения духовной жизни: доступный нашему наблюдению и опыту покой ума и тела открывает путь к неизреченному миру, озаренному созерцанием Бога.

мир есть не отсутствие борьбы, а отсутствие сомнений, беспокойства, колебаний и смятенности, о чем свидетельствует “умный” и духовный подвиг исихастов — наитруднейший из всех видов подвижничества, который, под именем подвига “бдительности и трезвения”, составляет драгоценное сокровище Церкви.
Физическая сторона этого подвижничества вытекает из установления того простого факта, что всякое событие внутренней жизни отражается в соматическом плане, т.е. в теле. Тело, приметным или неприметным образом, участвует в каждом движении души, будь то чувство, отвлеченная мысль, желание или даже сверхчувственный опыт. Эта сообщность тела имеет двоякое значение: 1) оно принимает участие в усилиях человека обрести и сохранить внимание; 2) оно приспосабливается к предмету внимания — кинестетические ощущения, деятельность гланд, напряжение двигательных мышц.

различные части тела принимают участие, соответствующее свойствам того или другого предмета внимания; кроме того, тот же самый предмет приводит в действие различные центры сосредоточения внимания в зависимости от ряда условий, а именно: воспринимается ли данный предмет чувством или мыслию; побуждает ли он к действию или остается бездейственным и, также, являет ли он собою большую или меньшую степень праведности и чистоты. Можно сказать, что предмет “прокладывает себе путь”. Исключение составляют лишь блуждающие мысли, не связанные с определенным душевным состоянием. Они безостановочно жужжат в голове, “подобно беспорядочной стае мошек”
Но как скоро в человеке вселяется господствующая мысль или всеподавляющее чувство, — так вся душевная деятельность его объединяется ими, приобретая большую связность и целостность; поле сознания суживается, но и озаряется; одновременно обнаруживается телесно-душевное “место”, средоточие центра внимания и характерные для каждого из них душевно-телесные явления. Сделаем краткий обзор этих “центров”.

1. Головной центр — расположен в нижней части лба. между бровями, и соответствует отвлеченному мышлению чистого разума. Мышление это может быть весьма напряженным и ясным, но оно слишком сложно и многообразно; подвластное закону ассоциаций, оно непостоянно и превратно: его попытки слияния воедино с предметом внимания требуют огромных волевых усилий, направленных к ч ому, чтобы избежать вмешательства беспорядочных ассоциаций. Эти усилия вызывают усталость, напряжение ослабевает, а мысли рассеиваются.

2. Гортанное место. Не покидая того же центра, расположенного между бровями, мысль может соединиться со словом, выражающим ее; тогда слово воспринимается и переживается с силой, услаждает и делается действенным. Это явление делает мысль менее отвлеченной, насыщает ее живым чувством, отчего двигательная сила мысли значительно увеличивается. Слабой стороной вышеприведенного метода является то же, что и в предыдущем, а именно — неустойчивость. Однако именно этот центр служит основанием применения повторной краткой молитвы, о чем мы будем говорить ниже.

3. Грудной центр — расположен в верхней части середины груди. В случае, когда молящийся еще близок к предыдущему опыту, его мысли и чувства трепетно звучат н груди, в то время как он произносит слова молитвы и ощущает их голосовыми органами, будь то вслух, шепотом или молчаливо. Если же он вступил на путь к успешному достижению внутреннего единения и полной сосредоточенности, его молитва становится “молчаливой”,): “молчание есть таинство будущего века”
Мысль, достаточно насыщенная чувством, приобретает значительно большую устойчивость, чем та, которая была ей свойственна ранее: внимание не улетучивается само по себе; оно ослабевает лишь с течением времени, но не потому, что умалилась сосредоточенность сознательного усилия, а в силу того, что напряженность чувства еще не слилась воедино с мыслью и сердце не соединилось еще с умом.

4. Сердечное место — “расположено в верхней части сердца, немного ниже левого сосца”, — согласно греческим Отцам, или немного выше, по мнению Еп. Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова и др. Внимание устанавливается над сердцем, как бы на сторожевой вышке, откуда дух зорко наблюдает над мыслями и чувствами, стремящимися проникнуть в священную крепость, в святое святых молитвы (Феоф. Затворн.). Это — физическое “место” совершенного внимания, обнимающего одновременно и ум, и чувство.

Мысль, собравшаяся в сердце, обретает предельную скованность; оживотворенная чувством и соединенная с ним, она достигает такой энергии и силы, что ничто постороннее не способно ни качественно изменить ее, ни проникнуть в нее. Со стороны разума не требуется никаких усилий к тому, чтобы внимание не рассеялось: всей душевной деятельности сообщается центростремительное движение, влекущее ее неудержимо именно к этой точке тела, где она и водворяется, покоряясь непреодолимому могуществу того, что “более сродни душе, чем сама душа”— могуществу, дарующему жизнь сердцу и единение мысли. Такое “блаженное пленение” освобождает мысль от необходимости напряженного усилия для сосредоточения на предмете внимания: она непрерывно и неустанно предается молитве и богомыслию.
Оставив позади внутреннюю борьбу, колебания и “молву”, мысль обретает ясность, проницательность, силу и лучезарность, дотоле ей неведомые. Это состояние может быть нарушено лишь по отъятии живоносной благодати Духа Святого.

О МОЛИТВЕ ИИСУСОВОЙ

Все эти приемыне составляют созерцательной молитвы. Они освободительный подвиг, упражнения, лишь уготовляющие форму для молитвы. Тогда начинается истинно духовное делание, когда внимание стало едино, собрано в мосте совершенного сосредоточения и готово принять от благодати и вознести молитву.
Но самая молитва должна быть опорой внутреннего единства, а для этого быть такою, чтобы не только не нарушать долго колеблющегося внутреннего равновесия, но чтобы и по себе вызывать и упрочивать собранность и единство, открывая путь со-единения человека с Богом — в духе, душе и теле.

Призвание человека состоит в том, чтобы стать единым с Богом по благодати, для того чтобы соединить Творца и тварь. Задача не в том только, чтобы исцелился, стал бы “цел” человек, чтобы, искупленный и исцеленный, он предстоял Богу, но в том, чтобы “синергически”, т.е. “со-действием” (взаимодействием) Бога и человека все человеческое естество было преображено и стало, по слову Св. Ап. Петра “участником Божественного естества” — путем обожения реального, а не метафорического.

Цель человека, его призвание, превосходит его самого: не только в себе. но и за пределами своего человечества он призван Бога трансцендентного, несоразмеримого никакой твари, вездесущего и вместе с тем непостижимого, сделать имманентным себе, и чрез себя миру, нераздельно, хотя и неслиянно, соединенным тварному миру; чтобы неизменный, личный неущербный Бог стал воистину “вся во всех”, чтобы для живой твари Он был более реален и близок, чем сама жизнь.

К этому-то и направлена, и этого достигает Иисусова молитва, то содержание, которое православная молитва вливает в совершенную форму безмолвия. Краткая по форме, единая по содержанию, она ведет душу к сосредоточенности и поставляет ее лицом к лицу с Богом. В силу своего содержания — она собирает воедино все силы (духовные, душевные и телесные) человека в поклонении и любви. И этим она делает бытие прочным.
Одновременно она отрешает душу от всякой субъективности, от всякого своего искания и самовожделения и устанавливает ее в полной объективности Божественного. Она и путь и вершина самоотвержения. “человек, который обособляется, подобен древесной стружке, свернувшейся вокруг своей внутренней пустоты”.

Лишь в Боге человек умирает как особь, индивид и восстает как личность, персона.
Личность-персона — невыразима. Ее нельзя противопоставить; она вне сравнения; она бесподобна, неповторима, неуловима и, однако, столь же безусловно реальна. Ее существование — тайна, и пребывающее “и дам ему белый камень, и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме принявшего”

Личность не существует путем противоположения, обособления, исключения, но путем отказа присвоить себе общую всем природу человека, путем совершенного самоотвержения. Она существует для и в направлении к Другому, по образу Бога-Слова: — “И Слово бе к Богу”

Природа человека, в ее первозданном состоянии, такой, какою она была во Адаме до падения, или во Христе — нам, в нашем настоящем состоянии неизвестна и непостижима, по мы можем ее предчувствовать и прозревать чрез подвиг нашей жизни во Христе, а также можем мы знать нечто и о теле духовном сквозь и за телом смерти.
Подобно тому, как Бог — Единый во Святой Троице, — един по природе и троичен в Лицах, так и человек — един в природе и множествен в ипостасях.
Аскеза и благодать объединенными усилиями разбивают индивидуальное, обособленное бывание человека, для того чтобы восстановить первозданную природу и интегральную личность-персону.

Наконец, богословское и духовное богатство молитвы Иисусовой безгранично: она не только “сокращение всего Евангелия”, но и ключ веры во Христе Иисусе. Не только говорит она нам о Боге, но в этом непрестающем призывании, в этом взывании твари к Всемилостивому Творцу, присутствует Христос. Он приходит к Своей твари, и Он, по ее молению, совершает единственное вожделенное для нее чудо: Он пребывает в ней, соединяется с ней так, что уже не мы живем, по живет в нас Христос.

* * *
Кроме указанных выше условий, определяющих правила подвига внимания, несколько предварительных требований должно быть удовлетворено всяким, кто, с помощью Божьей, хочет приступить к деланию Иисусовой молитвы.
Прежде всего — ясное, или хоть неясное, сознание ужаса смерти, в которой пребывает всякий, кто отпал от Бога и заключен в убийственном обособлении.
Далее, живое сознание того, что лишь в Боге — жизнь.
И еще — воля к обращению, т.е. решительного поворота, который нас отчуждает до конца и навсегда от мира безбожного и включает нас в другую область бытия, Божьего, и мира в Боге.

“Положив руку на рало”, христианин должен отложить о себе всякое попечение; твердо решить, что он о себе забывает, о себе знать больше не хочет; умертвить в себе всякий дух стяжания, алчности, мирской и духовной, с тем чтобы искать единственно Бога. — И тогда только, освободившись от рабства миру, может и должен приступающий к великому деланию сему, предаться в безусловное послушание, в послушание радостное, всецелое, смиренное. немедленное, желанное, и в простоте приступить к исканию Бога, не скрывая от Него ничего, правдиво, без надежды на себя, бдительно и трезвенно-действенно предавая Богу, в духе смирения и богопочитания, с искренней волей к покаянию, готовый умереть скорее, чем отступить от доброго своего намерения.

Ниже приводится короткий отрывок из сочинений Никифора Уединенника (вторая половина XIII в): «сядь, успокой ум и введи его в ноздри — ибо это есть дорога, по которой дыхание устремляется к сердцу. Заставь ум спуститься в сердце вместе с вдыхаемым воздухом. Когда это случится, увидишь, что за радость последует; ты ни о чем не пожалеешь. Как человек, который, возвратившись домой после долгого отсутствия, не может сдержать свою радость так и ум, когда он объединяется с душой, источает радость и безмерный восторг. Посему, брат мой, не приучай ум торопиться уйти оттуда. На первых порах, конечно, он не проявляет усердия — и это еще мягко сказано — из-за такого внутреннего ограждения и заточения. Но едва подобное пребывание войдет у него в привычку, он не найдет больше удовольствия в блуждании вовне. Ибо «Царство Божие внутри нас», и тому, кто упрочивает свой взор на нем и следует ему с чистой молитвой, все другие миры покажутся низкими и презренными».

Метод святой молитвы и внимания, приписывавшийся Симеону Новому Богослову. «Делай так, как я говорю: закрой дверь кельи, сядь тихо в углу; возвысь ум свой над всеми суетными, изменчивыми вещами. Затем, уперев подбородок в грудь, направь телесное око и самый ум в центр живота, т. е. в пупок, вдыхай воздух, проходящий через нос, так, чтобы дыхание утратило легкость, и мысленно исследуй внутренние недра, отыскивая место сердца, где так радостно замирают все силы души. Вначале ты встретишь только тьму и неподатливость, но если продолжишь, совершая это упражнение днем и ночью, то обнаружишь — о чудо! — безграничное блаженство»

(из книги Элиаде "Йога: бессмертие и свобода ")