ОЦЕНКА

Медитация — очень важное действие в жизни; возможно, это такое действие, которое имеет величайшее и глубочайшее значение. Это — аромат, который нелегко уловить, который невозможно приобрести ценой усилия.
Не быть способным медитировать — значит не быть способным видеть солнечный свет, темные тени, сверкающие воды и нежный лист. Но как мало людей это видит! Медитация ничего не может вам предложить; вам не надо, сложив ладони, приходить в молитвенное состояние. Она делает все чрезвычайно ясным, легким и простым; но для того чтобы воспринять эту простоту, ум должен себя освободить, без какой-либо причины или мотива, от всего, что он накопил, имея причину и мотив. Именно в этом состоит весь итог медитации. Медитация есть очищение от того, что известно. Следование за известным, в любой форме, есть игра самообмана, когда медитирующий приобретает основное значение, но отсутствует просто акт медитации. Медитирующий может действовать лишь в поле известного, он должен прекратить действовать, чтобы могло проявиться неизвестное.

Непознаваемое не зовет вас, и вы не можете призывать его. Оно приходит и уходит, как ветер; вы не можете захватить его и накапливать для своей пользы, для собственного употребления. Оно не имеет утилитарной ценности, но, тем не менее, без него жизнь становится бесконечно пустой.
само исследование того, что есть медитация, раскроет к ней дверь. Это исследование не лежит вне ума; оно находится в сфере деятельности самого ума. Наиболее важным в процессе этого исследования является понимание самого ищущего, а не того, что он ищет. То, что он ищет, есть проекция его страстного желания, его собственных усилий и стремлений. Когда мы поймем этот факт, всякое искание прекратится, и это само по себе чрезвычайно важно. Тогда ум перестает гнаться за тем, что находится вне его самого, тогда у него нет движений, направленных вовне, нет реакций изнутри; а когда искание полностью прекратилось, появляется движение ума, которое не является ни внешним, ни внутренним. Искание не прекращается усилием воли или в результате сложного процесса умозаключений. Чтобы прекратить искание, требуется великое понимание. Окончание поисков — это начало спокойствия ума.

Ум, способный, к сосредоточению, концентрации может совсем не быть способным к медитации. Эгоизм, интерес к себе, как и всякий другой интерес, вызывает концентрацию внимания, но такая концентрация, сознательно или подсознательно, предполагает наличие мотива, причины; здесь всегда существует нечто, что, надо приобрести или отбросить, всегда делается усилие, чтобы понять, чтобы перейти на другой берег. Внимание, связанное с достижением цели, имеет, дело с накоплением. Внимание, которое проявляется в этом движении к чему-либо или от чего-то, есть сила, привлекающая удовольствие и отталкивающая страдание. Но медитация — это такое необыкновенное внимание, в котором нет того, кто совершает усилие, нет цели, нет объекта достижения. Усилие есть часть процесса приобретения; усилие — это накопление опыта тем, кто переживает. Переживающий может находиться в состоянии сосредоточения, быть внимательным, осознавать; но страстное желание переживающего иметь переживание должно полностью прекратиться, так как сам переживающий — это лишь скопление известного. Великое блаженство заключено в медитации.

Ум создан из прошлых мыслей, ассоциаций, образов и слов. Наши оценки основаны на этом фундаменте.
«Возможно ли выйти за его пределы? А если возможно, то почему это необходимо?»
— Мышление всегда обусловлено; нет такого явления как свобода мысли. Вы можете думать о чем угодно, но ваше мышление остается ограниченным и всегда будет таковым. Оценка — это процесс мышления, выбора. Если ум, как это обычно бывает, доволен тем, чтобы оставаться в клетке, узкой или широкой. Но если бы он захотел выяснить, существует ли нечто за пределами мысли, тогда всякие оценки должны прекратиться; мыслительный процесс должен прийти к концу.
«Но ведь сам ум составляет часть — притом существенную часть — этого процесса мышления; что же это за усилие или практика, при помощи которых можно привести мысль к концу?»
— Оценка, осуждение, сравнение есть путь мысли; когда вы спрашиваете, с помощью какого усилия или метода процесс мышления может быть приведен к концу, разве вы не стремитесь что-то приобрести? Это стремление осуществить тот или иной метод или предпринять новые усилия есть результат оценки; но ведь это все еще процесс ума. Мысль не может прийти к концу ни благодаря практике какого-либо метода, ни с помощью какого бы то ни было усилия. Но почему мы делаем усилие?
Боремся ли мы только за то, чтобы выжить, или мы боремся, чтобы уцелеть в рамках той или иной психологической или идеологической модели? Мы хотим быть чем-то; честолюбивые стремления, жажда самоосуществления, страх определяют нашу борьбу в рамках определенной модели, которая сама является следствием честолюбия, осуществления и страха. Мы совершаем усилия с целью что-то приобрести или чего-то избежать. Если бы мы были заинтересованы только в том, чтобы выжить, тогда все наши установки были бы в корне иными. Усилие предполагает выбор, а выбор — это сравнение, оценка, осуждение. Мысль состоит из этой борьбы и противоречий; но разве может такая мысль освободить себя от собственных барьеров, увековечивающих «я»?
— С каким нетерпением мы жаждем достичь состояния, которое дало бы нам удовлетворение!  разве вы не заинтересованы в конечной цели в достижении, в освобождении ума от обусловленности? Ум оказался в тюрьме, созданной им самим, в плену своих собственных желаний и усилий, и всякое движение, которое он делает, в каком бы оно ни было направлении, остается в пределах его тюрьмы; но ум этого не сознает, так как, охваченный страданием, конфликтом, он взывает с мольбой, он ищет внешнюю силу, которая его освободит. Как правило, ум находит, что ищет, но то, что он находит, есть следствие его собственного движения. Он продолжает оставаться узником, только уже в новой тюрьме, более его удовлетворяющей и удобной…

«Но скажите, ради небес, что же тогда делать? Если любое движение ума лишь расширяет его собственную тюрьму, тогда придется оставить всякую надежду».
— Надежда — это движение ума, возникающее тогда, когда мысль охвачена отчаянием. Надежда и отчаяние — это слова, которые наносят вред уму своим эмоциональным содержанием, своими с виду противоположными и взаимоисключающими тенденциями. Конфликт появляется тогда, когда ум убегает от состояния, называемого горем, страданием, к другому состоянию, называемому надеждой, счастьем. Понять состояние, в котором находится человек, — это не означает принять его, примириться с ним. Принимать и отвергать — и то, и другое находится в сфере оценки.
Всякое действие воли, желания, стремления исходит от ума, который оценивает, сравнивает, осуждает. Если ум поймет истинность этого, не с помощью рассуждений, не благодаря убеждению или вере, но в силу того, что останется простым и бдительным, тогда мысль прекратится. Конец мысли — это не сон, не ослабление жизненности, не состояние отрицания; это совершенно иное состояние.

ЗАВИСТЬ И ОДИНОЧЕСТВО

Когда ум ясен, когда в нем нет движения, источник раскрывается. Ясность не имеет мотивов, у нее нет стремления получить больше.
— Переживание чувства и его наименование происходят почти одновременно, не правда ли? Можно ли их отделить друг от друга? Возможно ли существование разрыва между чувством и его наименованием? Если вы в действительности переживаете этот разрыв, то вы увидите, что мыслящий перестает существовать как отдельная сущность, отличающаяся от мысли. Процесс вербализации является частью личности, «я», той сущности, которая полна ревности и зависти, но которая старается преодолеть эту зависть. Если вы по-настоящему поймете эту истину, то страх исчезнет. Наименование явлений оказывает физиологическое, как и психологическое действие. Когда прекратилось наименование, тогда лишь возможно полностью осознать то, что называется пустотой одиночества. Тогда ум не будет отделять себя от того, что есть.

СМЯТЕНИЕ УМА

Довольство приходит с полнотой того, что есть, но не в результате перемены. То, что обладает полнотой, не нуждается в переделке, изменении. Но как раз неполнота, стремясь стать полнотой, познает хаос недовольства и перемен. То, что есть, — неполно, оно не имеет качества полноты. Полнота нереальна, а стремление к нереальному означает страдание недовольства, которое никогда нельзя исцелить. Сама попытка утолить эту боль означает искание нереального, и от этого возникает недовольство. Не существует способа устранить состояние недовольства. Осознавать это недовольство означает осознавать то, что есть, и в полноте этого осознания существует состояние, которое может быть названо довольством. Оно не имеет противоположного.

«...После всех этих лет мне по-прежнему кажется, что я совершенно не способен контролировать свои мысли. И вот, если бы я полностью овладел мыслями...».
«Разве свобода не проявляется в том, что мы выходим за пределы желания?»
— Вы можете изменить объект желания, вместо низшего стремиться к наивысшему; но разве все это не продолжает оставаться проявлением желания? желание достичь небес — это по-прежнему поиски награды. Желание постоянно ищет своего осуществления, достижения; имен, но это движение желания необходимо понять, а не убегать от него. Если не понять пути желания, то контроль над мыслью имеет весьма малое значение.
«Но я должен вернуться к тому, с чего начал. Даже для понимания желания необходимо сосредоточение, а в этом и заключаются все мои трудности. Мне кажется, я не в состоянии контролировать свои мысли. Они постоянно блуждают по сторонам, взгромождаясь друг на друга. Нет ни одной мысли, которая господствовала бы над другими и была устойчивой среди них».
— Ваш ум подобен машине, которая работает день и ночь; он постоянно болтает, он вечно чем-то занят, и во сне, и в бодрствующем состоянии. Он всегда спешит; он так же неспокоен, как море. Одна часть этого запутанного и сложного механизма пытается контролировать все его движения; отсюда возникает конфликт между противоположными желаниями и стремлениями. Одну часть ума можно назвать высшим «я», другую — низшим «я»; но и та, и другая часть находятся в поле ума. Действия и реакции ума, мысли совершаются почти одновременно и почти автоматически. Весь этот процесс, сознательный и подсознательный, процесс принятия и отрицания, приспособления и стремления освободиться, совершается чрезвычайно быстро. Следовательно, вопрос не в том, каким образом контролировать этот сложный механизм, так как контроль вызывает трение и напрасный расход энергии, а в том, можно ли умерить скорость этого слишком быстрого ума.
«Что вы понимаете под словами «уменьшить скорость»?»
— Когда вы едете в автомобиле с большой скоростью, тогда местность, мимо которой вы проезжаете, мелькает перед глазами. Но когда вы едете совсем медленно, вы в состоянии детально рассмотреть и деревья, и птиц, и цветы. Самопознание приходит, когда ум замедлил скорость своей деятельности, свои движения, но это не означает, что вы должны заставить ум двигаться медленно.
Может ли ум совсем замедлить свои проявления? Когда это происходит?
когда вы наблюдаете за чем-то, ум замедляет свои движения. Когда вы очень внимательно смотрите на какой-либо физический объект, не действует ли ваш ум более медленно? Когда вы внимательно смотрите, наблюдаете, тогда этот процесс замедляет деятельность ума. Рассматривание картины, изображения, какого-либо объекта способствует успокоению ума; то же происходит и при повторении одной и той же фразы. Но в этом случае первенствующее значение приобретает сам объект или фраза, а совсем не замедление движения ума и то, что благодаря этому раскрывается.
«Я внимательно слежу за тем, что вы разъясняете, и сознаю тишину ума».
— Наблюдаем ли мы когда-нибудь по-настоящему или ставим между наблюдающим и тем, что он наблюдает, экран суждений, сравнений..?
Возможно ли наблюдение без этого экрана? Говоря иными словами, существует ли внимание, если ум занят? Только незанятый ум может наблюдать. Движения ума замедленны, он бдителен, он полон настороженности; а это и есть внимание незанятого ума.
«Я начинаю переживать то, о чем вы говорите».
— Если вы не производите оценок, если отсутствует экран между наблюдающим и тем, что он наблюдает, разве тогда будет существовать разделение между ними? Разве наблюдающий не есть то, что он наблюдает?
Когда такое ложное разделение исчезает, тогда существует возможность свободы — и лишь тогда ум становится безмолвным. Когда переживающего больше нет, только тогда существует творческое движение реального.

КОНТРОЛЬ МЫСЛИ

давайте сначала рассмотрим вопрос о контроле над мыслью. Является ли этот контроль необходимым? Полезен он или вреден? Многие религиозные учителя настаивали на контроле над мыслью, считая его первой ступенью, но правы ли они? Кто осуществляет этот контроль? Не составляет ли он часть самой мысли, которую стремится контролировать? Он может думать о себе как об отдельной сущности, отличающейся от мысли, но разве он не является порождением мысли? Несомненно, контроль предполагает принудительное воздействие воли с целью подчинения ума, подавления его, господства над ним, создания противодействия тому, что оказывается нежелательным. Весь данный процесс — это обширный и полный печали конфликт, не так ли? А разве может из конфликта получиться что-либо доброе?

«То, что вы говорите, так непохоже на все, что я читал и чему меня учили. Но каким образом ум может стать свободным, не прибегая к дисциплине?»
— Ни подавление, ни подчинение не ведут к свободе. Первый шаг по направлению к свободе — это понимание своей несвободы. Дисциплина формирует поведение и мысль, приводя их в соответствие с желаемым образцом, и если не понять желание, то контроль или дисциплина извратят мысль. Когда же пути желания осознаны, то это осознание приносит ясность и порядок. По сути дела, концентрация, сосредоточение — это путь желания. ...Когда кто-то сосредотачивается в процессе медитации, он также стремится к достижению, к награде. И тот, и другой жаждут успеха, с которым придет уверенность в себе и чувство безопасности.
Если мы сможем понять смысл сосредоточения и увидеть ложное как ложное, то мы освобождаемся от желания достичь, пережить, стать чем-то. Из этого понимания рождается внимание, которое полностью отличается от сосредоточения. Сосредоточение подразумевает двойственный процесс, какой-то выбор, усилие, не так ли? В этом случае остается тот, кто создает усилие, остается цель, во имя которой это усилие совершается. Таким образом, сосредоточение усиливает «я», личность, эго как создателя усилий, как победителя, как носителя добродетелей. Но внимание лишено этой двойственности; отсутствует переживающий, тот, кто собирает, накапливает и повторяет. В состоянии внимания конфликт достижения и страх потерпеть неудачу не существуют.
«Но, к несчастью, не всем выпало благословение иметь эту силу внимания».
— Внимание — не дар, не награда; его нельзя приобрести с помощью дисциплины, практики и прочего. Оно приходит, когда имеется понимание путей желания, а это и есть самопознание. Это состояние внимания есть добро, в нем отсутствует «я».
И если с помощью какого-либо из этих средств он придет к свету, будет ли это свет, исходящий из вечного? Надо ли проходить через этот утомительный процесс для того, чтобы найти неизмеримое? Нельзя ли пройти мимо всего этого и прямо подойти к тому, что можно назвать любовью?
Надо ли проходить через все эти переживания? Разве они необходимы, чтобы открыть дверь к вечному? Разве нельзя пройти мимо них? В конце концов, самым существенным является познание себя, которое создает тишину ума. Безмолвный ум не является продуктом воли, дисциплины, разного рода практики, имеющей целью покорить желание. Все эти виды практики и дисциплины лишь усиливают «я», а добродетель превращается в скалу, на которой наша личность возводит здание своей собственной значимости и респектабельности. Ум должен быть свободен от известного, и тогда проявляется непознаваемое. Без понимания путей «я» добродетель становится фактором возвышения личности, делает ее важной. Движение «я», его воля и желание, его искание и накопление полностью должны прекратиться. Только тогда может прийти вечное, его нельзя призвать. Видеть ложное как ложное — этого достаточно, ибо само это постижение освобождает ум от ложного.

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ГЛУБОКОЕ МЫШЛЕНИЕ?

Ум — удивительный инструмент; нет ни одной машины, которая была бы настолько тонкой и сложной, обладала бы такими неограниченными возможностями. Мы осознаем только поверхностные слои ума, — если вообще их осознаем, — и удовлетворяемся тем, что живем и пребываем на его внешней поверхности. Мы считаем мышление деятельностью ума. Но бывает ли мышление глубоким? Не является ли любой вид мышления поверхностной деятельностью ума? Глубок ли ум, когда он мыслит? Может ли ум, который составлен, который является результатом времени, памяти, опыта, — осознать то, что находится за его пределами? Ум всегда жаждет, ищет нечто, пребывающее вне сферы его деятельности, сконцентрированной вокруг центра, «я». Но центр, из которого он производит поиски, всегда остается тем же самым.
Ум — это не просто внешняя, поверхностная деятельность, в нем — скрытое движение многих столетий. Эти воздействия модифицируют и контролируют внешнюю деятельность ума, так что в нем развивается собственный конфликт двойственности. Не существует полного, целостного ума, он раздроблен на множество частей, каждая из которых находится в противоречии с остальными. Стремление ума интегрировать, координировать свою деятельность наталкивается на антагонизм среди большого числа отдельных его частей. Ум, составленный мыслью, знанием, опытом как целое, по-прежнему остается продуктом времени и скорби; собранный воедино, он по-прежнему остается результатом обстоятельств.
Мы неверно подходим к этой проблеме интеграции. Часть никогда не может стать целым. Целое никогда нельзя осуществить, идя от части, но мы этого не понимаем. То, что мы видим, — это расширяющееся частное, стремящееся вобрать в себя множество частей; но собирание вместе многих частей не становится интеграцией, и даже гармония, устанавливаемая между различными частями, не имеет серьезного значения.Высочайшую важность имеет другое, а именно, — дать возможность проявиться неведомому.
Известное никогда не может получить неведомое. Ум неустанно старается жить счастливо в мутной воде созданной им самим целостности, но это не приводит к творческому проявлению неведомого.
Самосовершенствование — это, в сущности, проявление посредственности. Самосовершенствование с помощью добродетели, благодаря отождествлению себя с умственными способностями, с помощью той или иной, позитивной или негативной формы защищенности, — все это замкнутый в себе процесс, каким бы широким он ни казался. Честолюбие питает посредственность, так как честолюбие — это путь осуществления «я» через действие, благодаря идее. «Я» — это центр всего того, что известно; «я» — это прошлое, которое движется через настоящее к будущему; а всякая деятельность в поле известного создает поверхностность ума. Ум никогда не может быть великим, так как то, что действительно является великим, — неизмеримо.