- Число религиозных сооружений, по-Вашему, влияет ли на число умножения паствы, на умножение числа верующих?

- Конечно, безусловно влияет. Ну представьте себе поселок трезвенников. Просто абсолютных трезвенников. И в этом поселке открывается три винных магазина. Что будет с поселком – понятно. Через два года мы будем иметь 40% алкоголиков в бывшем поселке трезвенников просто потому, что других развлечений мало и здесь вот эта возможность опьянения становится чарующе близка. Такая же примерно логика, какая руководит и теми, кто хочет строить много храмов. Потому что вовлечение даже в чисто механический процесс всегда себя оправдывает. Я имею в виду – с финансовой точки зрения. Потому что ведь если дырявые ночные горшки не покупают, что нужно сделать? Нужно увеличить торговые сети и продавать больше дырявых ночных горшков – тогда в любом случае продажа ночных горшков дырявых покроет все издержки от их производства. Здесь, я думаю, РПЦшниками руководит, поскольку я не верю в наличие т.н. верующих: чем дольше я наблюдаю за сегодняшней Россией, чем дольше я наблюдаю за миром, чем больше я узнаю то, что называется смешным и странным словом «история», тем больше я понимаю, что занавес давно опустился. И что сейчас мы имеем под видом возрождения религии, под видом торжества религиозной идеологии - мы имеем очень карикатурную, смешную, слабенькую попытку просто возродить бизнес того времени. Это никак не сплавляется с реальной жизнью. Это никак не синтезируется с сегодняшним мировоззрением людей. Вот тогда – да, действительно. М ы знаем на примере средневековья (к сожалению, мы знаем больше европейское средневековье, потому что русское средневековье было до такой степени средневековым, что не оставило даже существенных письменных памятников о себе), когда мы обращаемся к такой интересной вещи, как история инквизиции, то надо понимать, что мы здесь мыслим очень такими примитивными плоскими штампами, что есть некая террористическая организация инквизиции, есть общество несчастное-светлое-благородное, которое эта террористическая организация всяко нагибала, насиловала и уродовала. Ничего подобного. Инквизиция как раз была инструментом самоочищения и самоорганизации того общества. То общество было феерически религиозным, когда, действительно, воду из стакана пили только в пять глотков - по числу ран т.н. Христа, когда все получало только религиозную трактовку, только религиозное осмысление и существовало только в контексте религии. Это начиная где-то уже с девятого, аж до, наверно, все-таки конца семнадцатого века, когда страсть к мощам была настолько искренней и настолько сильной, что когда, по-моему, в швейцарской деревушке прославившийся почитаемый праведник был убит прихожанами, которые его почитали, только с одной целью: чтобы он случайно не ушел, и его мощи не оказались бы в каком-либо другом месте. И вот сейчас мы понимаем, что, конечно, ничего похожего, ничего общего нет. То, что сейчас есть – компьютерная игра в православие; то, что сейчас есть – симуляция религиозной веры. Да, как бы картинка и симуляции выглядит достаточно страшно, потому что высвобождает самые плохие качества человека и узаконивает их. Увы, у религии это есть. Но того, что было, конечно, уже не вернуть.

- Я был на великом детском крестном ходе всегородском в это Вербное Воскресенье. Я, конечно, ждал больше сотни детей в стихарях, но, тем не менее, Вы правы. И никто не объяснил, зачем лошадка и откуда, собственно, ветвь. Я не стал уже задавать вопросы дальше из курса воскресной школы – что ж такое Страстная Седмица. Не знаю, насколько дети увидели в этом нечто новое, им было приятно, что происходит какое-то действо, что 20 репортеров их снимают, что их охраняет Нахимовское училище, ОМОН, какие-то службы безопасности. В общем-таки, такой маленький парад.

- Это полнейший пшик! Полнейший пшик, потому что эти дети вырастут, а этим детям, скажем так, предложена вера без всяких альтернатив. Им не предъявлены контраргументы. Им не предъявлены антитезы и какие-то версии, которые разрушают все это. Им навязана определенная система очень простых, очень примитивных, очень живописных взглядов. Но при первом же соприкосновении с реальностью, при первом же контакте с критикой от этой всей веры, конечно же, ничего не останется. Поэтому грош ей цена, и как религиозную веру ее тоже нельзя рассматривать. Она вот в этих маленьких существах, которые переоделись в стихари, существует и номинально может значиться как вера только до той минуты, пока они не знают обо всем остальном. А их тщательно оградили от знания: от научных знаний, от критического взгляда на веру, от критического взгляда на евангельскую историю. Поэтому рассматривать это всерьез не надо.

- А вообще табуированное мышление – оно откуда? Это результат социокультурной дрессировки или, может быть, можно говорить о каком-то вирусе, о том, что Докинз говорит?

- Нет. Во-первых, не надо искажать Докинза, Докинз никогда не говорил таких грубостей. И Докинз все-таки предлагает метафору, а не предлагает научное обоснование своеобразной транскрипции генетической или какого-то мутанта-гена, который обеспечивает религиозность. Нет, ничего этого нет. Это все достаточно просто. Наша жизнь состоит из безусловных рефлексов и различных сложных условных рефлексов, которым все обучаются. Тот же самый человек, попадая в другую среду, будет правоверным мусульманином или хорошим буддистом или сумасшедшим поклонником кого-нибудь из южноафриканских богов. Поэтому табуированное мышление – это просто мышление, которое запрограммировано на самые простые схемы. Это мышление, которое возникает в человеке, который не знает, в силу разных причин, того, как обстоят дела по всей вероятности. Мы обязаны это подчеркивать – по всей вероятности, на самом деле. Вот и все. Ведь мы знаем, что от религиозной веры до атеизма дистанция очень короткая. Она состоит из нескольких сотен книжек всего-навсего. Кто хочет, ее проходит. Кто не хочет – остается с ней. Напомню Дарвина, который поднялся на борт «Бигля» очень верующим человеком, имеющим хорошую религиозную подготовку.

- А Вы вообще своей посмертной участью не озадачиваетесь? Я склонен задумываться: может быть, это у всех нас, у особей homo, такое патологически развитое воображение? Оно же задает вопросы: «А что потом?». В религии нам дают четкие определения: за какие-то схемы поведения в земной жизни, соблюдение заповедей, за покаяние предсмертное как самый главный акт мы получаем то-то и то-то (может, какой-то вечный оргазм в раю, вечное восхваление, вечную ячейку – «Хоть с краешку, но в раюшку». А как Вы для себя этот вопрос решили?

- А я вообще этот вопрос для себя никак не решаю. Я прекрасно понимаю участь всех биологических организмов на этой земле. Понимаю необходимость смерти как одного из важнейших механизмов эволюции. Понимаю, что только трезвое отношение к смерти воспитывает столь необходимые для жизни трезвость и храбрость и что отчетливое понимание смерти и того, что Вы, как романтик (потому что Вы все равно немного романтик), называете страхом смерти, поэтому у меня, вероятно, отсутствует.

- А что делать с такими замечательными исследованиями об опыте умирания и возвращения? О том, что люди видели в состоянии клинической смерти? Вот этот труд (его даже нет на русском языке) доктора Сабома…

- Я знаю этот труд. Дело в том, что это отдельная история. Не знаю, насколько она сегодня форматна Вашему фильму, но с этим, по счастью, уже разобрались. Существует большой объем подобной литературы, которая касается околосмертных состояний, отделения т.н. души от тела с возможностью созерцать собственную смерть, суету медсестер, работу приборов.

- Может в соседнем кабинете даже через стену видеть - и потом это все совпадает…

- Да. Множество-множество-множество есть показаний по этому поводу. Причем об этом пишут вполне реальные профессора, этим занимаются вполне реальные исследователи. Но надо понимать, что т.н. наука – она ведь легко освобождается от любой шелухи, которая на нее прилипает. И, в частности, есть такой Дик Свааб. По-моему, кто-то из его учеников (если не ошибаюсь, профессор Ван Дэйк). Дик Свааб – это руководитель Голландского Института Мозга – проделал блестящую экспериментальную работу как раз по околосмертным состояниям.  Причем, как всегда, все доказалось очень просто. Когда количество этих показаний о том, как некий дух или некая душа поднимается над телом и видит вот эти все ситуации и состояния, стало уже зашкаливать, то нейрофизиологам голландским (это очень своеобразная школа и очень интересная) уже это все надоело, они поставили блестящий по своему остроумию эксперимент, который все расставил на свои места. Вот у них есть там почти тысяча показаний, за разное время собранных, о том, как в клинической смерти поднимаются души и видят все происходящее, видят свысока и довольно точно описывают - ну, точно описать несложно, поскольку все реанимационные процессы достаточно однообразны всегда. Они пошли в ближайший канцелярский магазин. Они купили какую-то флюоресцентную бумагу. Голландский язык очень богат на различные грязные ругательства. И нарезали из этой флюоресцентной бумаги очень больших букв, из которых сложили чудовищные по своей заметности, хамскости и яркости ругательства, после чего эти слова с ругательствами были размещены на шкафах. Их не было видно снизу. Их можно было увидеть только сверху. На них были установлены еще подсветки, которые позволяли не то что в обязательном порядке их заметить…

- На шкафах в реанимации?

- Да, конечно. Либо в реаниматологии, в палатах – везде, где были тяжелые палаты, где наблюдались все эти околосмертные состояния. Естественно, никто из тех, кто столь живописно описывал свои взлетания духа, не заметил и не увидел этих бросающихся в глаза буковок. Чем, в общем-то для серьезной физиологии, для нейрофизиологии в этой истории была поставлена точка. То есть, мы знаем, что это, конечно, ахинея, что это весьма заразная и передающаяся друг ко другу иллюзия, которая даже иллюзией не является. Ну а что касается всяких тональных эффектов – они тоже имеют свое физиологическое объяснение. Чтоб не грузить Ваш фильм специальной терминологией, не буду этого касаться. Но вот этот блестящий эксперимент с ругательствами на шкафах, которые не замечали души взлетающих, хотя это первое, что бросалось в глаза, потому что мы имеем фотографии, как в действительности выглядит операционная сверху. В первую очередь мы видим вот на этих возвышениях эти буквы и эти сложенные слова.

- Буквы были размещены после потери сознания человека?

- Буквы там находились стационарно. Поскольку никогда невозможно предсказать вероятность или невероятность конкретно на столе, просто они вот были закреплены, приклеены на…

- То есть, чтобы лежащий на столе  мог их краем глаза сопоставить?

- Нет. Он никогда их не увидит. Он не знает об их существовании. Он понятия не имеет, он видит только вот всякие там шкафы для медикаментов, шприцов, для хирургической одежды – он не знает, что наверху. Он не предупрежден об этом, естественно. Но если, действительно, ситуация, при которой что-то поднимается и что-то может созерцать картину сверху (как они все описывают), реалистична – в первую очередь бросаются в глаза вот эти вот смешные предметы. Их не назвал ни один.

- Получается, что…

- Получается, что это макулатура у Вас в руках. Мне очень неприятно это говорить, но это макулатура.

- То есть, это подгон под реальность? Доктор Сабом как бы в результате этого исследования стал верующим. То есть, тут есть множество фактов на множестве страниц и множество таблиц… Показания самих медиков…

- Да, я знаю. Более того, он почему-то все еще сводит в своих сочинениях к весу души у эльфов (местами), поэтому в глазах всяких материалистов это несколько лишает книгу достоинств. И мы знаем, что вся эта нейротеология, что все эти посмертные состояния  по сути дела - это все то же миссионерство, просто поменявшее документы и приклеившее усы. Их выдает дикий страх перед теорией условных рефлексов, о которой они вообще стараются не вспоминать, потому что по их мнению мозг – это что-то, что вложили боги в голову человека, чтобы им удобней было верить и чем верить. Это все осталось в области такой весьма примитивной паранауки.

- Вообще скорость разрыва между учеными и простецами: что Вы предложите, чтобы эта дистанция сокращалась? Или всегда это какой-то удел элиты? Популяризация науки – она не будет достигать столь широких масс?

- Не будет. Во-первых, потому что очень мало популяризаторов. И они достаточно слабы. Таких гигантских фигур, как Гексли или Энгельс, уже в этом веке не наблюдаем, хотя западные популяризаторы – такие как Нил Шубин, как Метт Ридли, как тот же самый Докинз – они, конечно, блестящи, и они выполняют свою функцию, но мы, в общем, видим и секуляризирующийся запад. В России популяризаторов науки нет вообще. Потому что у нас была эта школа, но у нас обычно популяризацией науки занимались блистательные ученые огромной величины – такие как Ферсман, как Вернадский – у них это получалось. У сегодняшних популяризаторов, к сожалению, не получается ничего просто потому. Что это – отдельная профессия, это все другое. И русских, российских популяризаторов науки читать можно только в режиме кампании по поддержке отечественного производителя, выбирая их по тому же принципу, по которому некоторые из патриотизма выбирают «Жигули», а не другой автомобиль. Вообще, я думаю, что трагедии в этом никакой нет, от того, что не произойдет в ближайшее время в России этого сближения. Ну, не произойдет! Значит, произойдет в какой-то другой стране, где все равно рано или поздно научное мировоззрение будет определяющим. А вот эти все ваши книжки про околосмертные состояния, про ауры, про акупунктуры, про медитации – они все тоже будут иметь, конечно, определенную паству, определенную референтную группу, но она будет съеживаться.

- Даже уже мое поколение застало отсутствие необходимости извлекать квадратный корень на бумажке без калькулятора. Потому что появились калькуляторы, не говоря уже о логорифмах.

- Ничего страшного.

- Теперь за меня все это делает телефон – айфон, айпад…

- Ничего страшного. Во-первых, математика – это не наука, это инструмент науки. Им можно пользоваться так, как пользовался Ньютон, а можно пользоваться так, как пользуется Баранов. Ничего страшного. Не надо сакрализировать математику как таковую. Это великий и блистательный инструмент, но ставить от него в зависимость научное мировоззрение никак не надо.

- Стоит ли за него бороться в нашей стране? Может быть, не согласитесь с этим термином, для православного путинизма это лишнее, если есть нефтегазосырьевая экономика. Или создавать дискуссионные клубы, чтобы люди с атеистическим мировоззрением и пограничным приходили туда и общались? Что Вы можете посоветовать? Как видится Вам? Или чисто интернет, свои форумы будут, какие-то разовые выступления, Ваши «Уроки атеизма», статейки, конференции раз в годик – и все?

- Вы знаете, меня очень мало беспокоит интеллектуальное будущее России, скажу честно. Я в него не верю, потому что я понимаю, что отставание стало не просто трагичным, оно уже маргинальное. Да, конечно, хорошо, что есть вы, которые пытаются на обломках былой трезвости, на останках разума что-то делать. Но религиозное мировоззрение (причем не важно, какая это религия – это синтоизм, это православие, это мормонство) – это настолько комфортная вещь, настолько вещь, не требующая никакого усилия от своего носителя, что, конечно, она будет популярна – и особенно в России.

- Трансгуманисты прислали сообщение срочно Вас спросить о том, что в Сочи только что (с 6 по 11 апреля) прошла конференция по проблеме замедления старения. В перспективе ученые собираются вообще остановить старение и всех людей сделать молодыми. Как думает уважаемый Александр Глебович, как внедрение технологии остановки старения скажется на религиозности населения? Множество Ваших поклонников хотели бы вечно созерцать Ваши творческие вечера или их продолжение.

- Понимаете, надо с очень большой аккуратностью, с очень большой строгостью обращаться со словом «ученые». Дело в том, что когда люди называют себя учеными, в этом есть омерзительная претенциозность. Ученый человек или неученый – выясняется либо после его смерти, либо когда его занятия сертифицируются чем-нибудь, как минимум – Нобелевской премией. Все остальные – это люди, которые занимаются тем или иным вопросом. Кто-то занимается фоссилизацией навоза динозавров, собирает их там, полирует…

- Это навоз динозавра?

-Да, это копролит. Это окаменевший навоз травоядного динозавра. Это, судя по всему, поздний мел, меловой период. Кто-то занимается оптикой, кто-то занимается еще какими-то вопросами. Сколь успешно он занимается – это всегда вопрос спорный и вопрос, который выясняют уже последующие поколения. Поэтому просто не надо гипнотизироваться словом «ученые». Надо понимать, что это слишком высокий титул, чтобы кто-нибудь из живущих мог на него так вот всерьез реально претендовать. А люди, которые занимаются и из своих занятий делают информационный товар типо там «вечной молодости» или еще каких-нибудь необыкновенных свойств – ну, просто не верьте тому, что пишут в Интернете. Это не тот источник.

- Один репетитор английского языка из Приморья спрашивает: «Спросите Александра Глебовича об отказе от прививок на религиозной почве, склонности к самоубийству после обучения ОПК, позиционировании брака как мучения. Учебник требует от детей отдавать последние деньги ради спасения жизни. Боженька-пахан?» - эдакий крик души из глубинки. Что со всем этим делать?

- Ну, вопрос бессвязный. Что касается вакцинации, то точки еще не расставлены. И мы прекрасно знаем, что многие тяжелейшие болезни, многие существеннейшие проблемы человечества были решены, как ни странно, без вакцинаций. Потому что ни лепра, ни чума не получили ни антилепры, ни античумы, не получили вакцин, которые страхуют от этих заболеваний. Тем не менее, эти заболевания исчезли. Вместе с тем, я бы не стал так вот огульно отвергать вакцинацию. Физиологически ее механизм довольно разумен и довольно понятен. Другое дело, что все равно каждый раз остается очень высок риск при вакцинации, потому что мы не имеем индивидуальной картины вакцинируемого. Мы не всегда можем быть уверены в качестве вакцины. Не всегда можем быть уверены в том, что вакцинирование производится в нужный момент. Но, опять-таки, объясняю – все это частности; сам физиологический механизм вакцинации довольно разумен. Поэтому тут уж каждый сам для себя решает – нужно от нее отказываться или нет. Я думаю, что религия, которая не прописывает, как я знаю, никаких правил по этому поводу (потому что когда религии возникали, еще об этом не было никакой речи и никаких представлений), религия здесь не может играть никакой роли.

- «Какой социальный институт мог бы заменить церковь на помощи психологической помощи?» - это Ваш интернет-подписчик «Уроков атеизма» спрашивает – «При условии, что реальные услуги психолога достаточно дороги и не всем по карману. Что делать человеку в беде, куда обращаться? Как научиться обходиться без псевдопомощи из церкви?».

- Так а зачем ее вообще заменять? Зачем вообще каким-то образом ее аннигилировать? Ни в коем случае этого не надо делать. Надо понимать, что всегда будет определенный процент достаточно невежественных и достаточно слабых людей, которые будут искать простых объяснений мира, простых объяснений возникновения жизни, простых объяснений возникновения проблем в своей судьбе и в своей жизни. Зачем изобретать колесо, когда оно уже изобретено? Ведь наша задача – не ликвидировать церковь ни в коем случае, а всего-навсего ввести ее в некие законные рамки и не допустить, чтобы ее дремучие идеалы навязывались тем, кто не хочет эти идеалы воспринимать или не может воспринимать их всерьез в силу своей осведомленности и образованности. Но для какого-то контингента, как ни дико звучит это из моих уст, конечно, в той или иной форме это должно оставаться. И у настоящего атеиста никогда не может быть ликвидации или аннуляции церкви или замены ее чем-то. Ни в коем случае.

- Не скоро ли мы с Вами подпадем под это колесо, ввиду успешности пропаганды центральных каналов (я имею в виду события в Крыму или на Украине, которые меняются с каждым часом), когда мы уже из оппонентов, из людей, задающих вопросы, перейдем в стан врагов? Потому что воюющему государству, аннексирующему одну за другой территории, остается вести диалоги о бюджетах, о налогах. Но против сопутствующей идеологии?.. Может быть, стоит со стороны православных радикалов дать свободу Европе в нравственных ценностях, где процветают аборты, нетрадиционная ориентация? Куда все катится? Турчинов – протестант, Азаров – заклеймят его масоном. А они все против православия фактически, поэтому против России и против русскоязычного населения. Этот клубок бесконечно будоражится. Что со всем этим делать?

- Отлично! Вы ухитрились разместить в одном вопросе девятнадцать. Может быть, я не очень точно подсчитал; по-моему, я начал считать где-то с середины; но их – девятнадцать вопросов! Можно я отвечу на восьмой?

- Угу.

- Что касается Украины, то там может быть все, что угодно. К сожалению, логика развития событий такого рода обычно приводит к тому, что на какое-то время все превращается в пожар и кровищу. По опыту, который мы имеем, потому что мы знаем из истории. Поэтому сейчас чего-либо предсказывать по этому поводу?.. Вполне возможно, что Россия окажется втянутой во весь этот кошмар. И никаких способов реального противодействия этому кошмара или остановки этого кошмара у нас ведь нету, да? Нам прекрасно доказала Чечня, что, как только противник очень хорошо мотивирован, то количество БТРов и километры лампасов уже не имеют никакого значения; что величественность зданий штабов, количество красномордных полковников не играют никакой роли и не могут оказать никакого существенного влияния на ситуацию. Вот кто первым мотивируется в этой ситуации – тот, вероятно, устроит своим соперникам, своим противникам наибольший кошмар. Есть все вероятности предполагать, что первой мотивируется Украина - и тогда для России ситуация станет тяжелым испытанием. Я понимаю, о чем заранее льет слезы Гундяев. Он льет по Почаевской, Святогорской, по Киево-Печерской Лавре слезы, потому что это же потрясающе доходные точки. И сейчас РПЦ вынуждена двумя половинками попы – ягодицами – сидеть на двух горячих печках. Это очень тяжело! С одной стороны есть раскаленная печка Украины, с другой стороны есть уже раскаляющаяся печка России. А у РПЦ всего две ягодицы! Представьте себе, до какой степени мучительно делать выбор!.. До какой степени мучительно будет усидеть!.. С этой стороны требуется радикализм, а с той страны радикализм угрожает. Поэтому, я думаю, что бы ни произошло на Украине – это будет еще и трагедией РПЦ.

- Жители рядом с парком Ходынское Поле в Москве – и есть такой Афганский парк возле метро «Перово» также в Москве – протестуют против возникновения там храмовых комплексов. Но от патриарха Кирилла умело проводится линия, что это, как бы, «храмоборцы». На них вешается такое клеймо. На самом деле, они против именно на священной памяти вот этих воинов Афганской или даже Великой Отечественной. Можно ли как-то развенчать эти мифы о приватизации победы церковью? Может быть, Вы, как невоевавший, но, наверно, внук войны, как петербуржец (ведь такие же мифы ходят и вокруг Петербурга, что выстоял город благодаря каким-то крестным ходам вокруг города – может, это и было как-то по пояс в снегу; или какие-то облеты с иконами): какова вероятность, как это все уложить по полочкам?

- Не надо укладывать по полочкам, потому что это – удел религиозной мифологии, это и останется уделом религиозной мифологии. Это не имеет никакого фактического подтверждения. То, что касается девятого  мая, что касается победы – это уже вообще отдельная религия со своим отдельным культом, со своей отдельной символикой, очень далеко отдалившейся от реальности. Понятно, например, что если бы где-нибудь в сорок третьем году какой-нибудь офицер армии Власова (т.н. Российская Освободительная Армия – те самые, что так увлеченно сжигали всякие советские деревни, расстреливали советских баб с детьми, поджигали АВИНы, утюжили танками советские окопы) получил бы тяжелое осколочное ранение в голову и впал бы в кому, а сегодня бы пришел в себя, то, выглянув на улицу девятого мая, он был бы, вероятно, в полной убежденности, что армия Власова победила. Потому что он увидел бы власовские знамена – бело-сине-красные. Это были знамена, под которыми шла армия Власова. Он увидел бы георгиевские ленточки – те самые ленточки, которые были архипопулярны именно в армии Власова, о которых понятия не имела советская армия, потому что орден Славы был учрежден достаточно поздно и не был предметом почитания. Он бы увидел всю символику, не имеющую никакого отношения к Красной Армии, к реальной победе в ВОВ. Я имею в виду – он не увидел бы красного цвета. То есть, мы видим, что культ от явления отделился и зажил какой-то самостоятельной жизнью. Попробуйте кому-нибудь сказать, что георгиевские ленточки не имеют отношения к ВОВ. Вас либо засмеют, либо затопчут. А если Вы скажите то, что там я в свое время запустил (что это на самом деле все - расцветка колорадского жука, не более того; действительно похоже на надкрылья колорадского жука – и это единственная ассоциация, которая у меня вызывается), то на Вас будут смотреть уже на какого-то русофоба. zuk Хотя фактически Вы будете абсолютно правы. РПЦ – да, она трется о ноги этого культа победы и даже умудряется оставлять клочья шерсти на этих сапогах, но пока не убедительно. Понятно, что попы везде – не только при культе победы. Они при освящении научных библиотек, они на «Бойконуре» брызжут какой-то водичкой на падающие ракеты безостановочно. Они везде. Как только они будут вытеснены из общественного пространства туда, где им определено быть законом, то, вероятно, их посягновения на соучастие Советского Союза в победе во Второй Мировой Войне прекратится само собой.

- Вообще это было реально – быть в тайне верующим? Георгию Константиновичу Жукову все время возить с собой икону?

- Я думаю, что это мифологетика. Но разбираться с мифологетикой надо, начиная с персоны непосредственно Жукова, с понимания его роли, с того, до какой степени и чем мы ему обязаны. И обязаны ли мы ему чем-нибудь, или это был просто очередной советский военоначальник, который просто понимал дешевизну солдатского мяса и легко из этого солдатского мяса строил т.н. победы, хотя то же самое можно было бы сделать с гораздо меньшими потерями и  с большим тактическим и стратегическим блеском. Поэтому не надо здесь обожествлять Жукова. Что касается мифологистики о каких-то верующих на войне, мы имеем тоже факты раскопа братских захоронений, где мы находим хорошо если на 40-50 полных комплектов останков один крестик. А в немецких могилах мы находим не меньше порядка 35-50 распятий, не менее 35 других религиозных символов. Вот на те останки, которые можно сложить в некие полные скелеты.

после миниэкскурсии по столу Александра Глебовича:

- Так, получается, вся эта куча – тысячи свидетельств клинически умерших – это подстава просто, придумки?

- Нет… Это и подстава, это и придумки, это и заражение людей (друг друга) вот этой вот симпатичной версией. Почему мы видим, что это очень скачкообразно происходит? Мы видим, что, как только возникает на это мода, как только СМИ начинают это востребовать, тогда это усугубляется. Когда эта мода проходит, то как-то все и перестают пребывать в этих околосмертных состояниях. Я полагаю, что авторитет Дика Свааба и Ван Дейка, и всех остальных исследователей, которые занимались всеми этими околосмертными состояниями и, в общем-то, разоблачили эту историю, он достаточно высок. Эмпирическая база, опытная, подлинная научная база под этими разоблачениями настолько убедительна, что мы можем, в общем, об этом забыть.

- Может, как-нибудь с точки зрения психиатрии это можно объяснить?

- Нет, психиатрия не занимается такими вещами. Психиатрия – наука, основанная прежде всего на клиническом опыте. И психиатрия никогда ничего подобного не объясняла и никогда даже не заруливала во все эти скользкие области, понимая, что они как раз относятся к чистым фантазиям. Каждый околосмертный опыт, каждое околосмертное состояние – это все красиво, пока мы говорим об этом в целом, в общем; но как только какой-то некий конкретный пример с неким конкретным человеком и исследуем его то что называется invitro, конкретно с его диагнозом, с его подлинными показаниями, имеем возможность фотографически зафиксировать, что происходило на самом деле в те моменты, которые он говорит, мы убеждаемся в том, что это, в общем, легендистика.

Источник