В. Б. КОБРИН

ПОД ПРЕССОМ ИДЕОЛОГИИ

В наши дни любят историю и не жалуют историков. Почему? Интерес

к своему прошлому у общества вырос неизмеримо. Люди вглядываются в

него в поисках ответов на проклятые вопросы «кто виноват?», «что делать?» — и страстно негодуют, когда не получают «прямых» ответов.

Инженеру, привыкшему к надежному миру математических правил и

строгих физических законов, кажется странным, что порой нет однозначной оценки явления или события, нет точно установленной виновности или невиновности политических деятелей прошлого.

Историки действительно виноваты. Ревностное служение идеологии, а чаще официально признанным идеологам и их установкам, научные с виду сочинения, выводы которых легко угадать, прочитав лишь заголовки, учебники, вызывающие одновременно скуку, смех и негодование,— все слишком хорошо известно и слишком широко распространено. Отсюда и идет общественное убеждение: «Историк? Да еще с ученой степенью? Значит, лгун». Печально. Ибо история — социальная память человечества, а историк — ее хранитель. Вот только хранить он должен подлинную историю, а не создавать мнимую.

Боже мой, как это нелегко! И прежде всего потому, что история, даже далекая, постоянно затрагивает чьи-то интересы, а порой и эмоции. Главная беда исторической науки, как мне кажется, в стремлении поставить ее на службу не истине, не извлечению уроков из прошлого, © КОБРИН Владимир Борисович — доктор исторических наук, профессор Московского государственного историко-архивного института.

В. Б. Кобрин а идеологическим или политическим целям. И уже не имеет значения, грязны эти цели или благородны, все равно путь для фальсификации открыт. Ибо возникают две правды — удобная и неудобная. А историк, отстаивающий неудобную правду, воспринимается властями или, что еще хуже, обществом как враг и предатель, в лучшем случае — как недоумок, который льет воду на какую-то не ту мельницу.

Судьба советской исторической науки, находившейся под постоянным идеологическим прессом, трагична, а по сравнению с другими науками, не раз испытывавшими тяжелый груз «мудрого руководства и трогательной заботы» партии и правительства, трагична вдвойне. Есть мнение, что биологи и физики — это по преимуществу жертвы режима, а историки — его слуги. Но ведь историкам заламывали руки посильнее, да и к тому же крутили их поочередно в разные стороны. Идеологические проработки не прекращались ни на один год, они лишь меняли свою интенсивность и объекты.

Представляю, какую хлесткую, разоблачительную статью об одном авторе можно было бы написать в 1949 г.
   
в разгар кампании по «борьбе с космополитизмом». Она звучала бы примерно так: «Этот обнаглевший безродный космополит позволил себе дойти до гнусных и оскорбительных выпадов против великого русского народа, который товарищ Сталин назвал «руководящей силой Советского Союза». Он постарался забыть о замечательных победах великих русских полководцев — Александра Невского, Димитрия Донского, Димитрия Пожарского, Кузьмы Минина, Александра Суворова, Михаила Кутузова, наших «великих предков» и еще в 1931 г. развязно разглагольствовал: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно... Они били и приговаривали: «ты убогая, бессильная» — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно». Впрочем, такая статья была невозможна, ибо нашего «безродного космополита»

звали... Иосиф Виссарионович Сталин [1]. То, что считалось истиной в последней инстанции в 31-ом, стало страшной крамолой даже не в 49-м, а гораздо раньше, во второй половине 30-х годов, когда в обиход были запущены новые пропагандистские клише. В 20-х же и в начале 30-х годов сверху еще насаждались представления об «абсолютной беспросветности прошлого». Исповедь историка