«Какие паломники? Это только прикрытие для церковного бизнеса!»

К 1025-летию крещения Руси в Киево-Печерской Лавре 100-летнюю плитку заменяют на современную гранитную, а старинные металлические окна — на пластиковые.
Есть четыре гостиницы и более десятка кафе

Свято-Успенская Киево-Печерская лавра основана в первой половине XI века. В советские времена она была заповедником, который имел культурно-просветительское значение. На территории есть более 100 корпусов, которые использовали под мастерские художников, фонды хранения ценностей, кабинеты научных сотрудников, ведомственные. В 1988 возобновил работу монастырь, ему начали передавать помещения заповедника и выделять средства для их ремонта.

По данным сайта Лавры, там четыре гостиницы. Стоимость проживания в четырех-, пяти-, 16- и 18-местных кельях от 35 до 50 гривен в сутки. На территории обители работают более 10 кафе. Вся хозяйственная деятельность монастыря освобождена от налогообложения.

Наместником Лавры является митрополит Вышгородский и Чернобыльский Павел, в миру — Петр Лебедь. В 2008 году он избран депутатом Киевсовета от Партии регионов.

— Здесь не служба Божья, а бизнес. Я их так и называю — бизнесмены в рясах.

Стоим у входа в Киево-Печерскую Лавру с архитектором, которая имеет более 15 лет опыта работы со столичными культурными достопримечательностями. Называть имя и место работы не хочет, потому что «в Лавре крутятся огромные деньги, здесь замешана политика, а я еще хочу спокойно жить и работать». Просит называть ее Людмилой Ивановной, а коллегу — Ольгой Николаевной.

— Церковники готовятся к 1025-летию крещения Киевской Руси, — объясняет Людмила Ивановна, пока ждем Ольгу Николаевну. — Основные торжества будут 28 июля. Очень спешат, хотят успеть перекрыть подвал и заменить пол Трапезной церкви. Это кафедральный собор УПЦ Московского патриархата — главная церковь, в которой проходят важнейшие службы. Если бы ремонт делали не к дате, было бы меньше проблем. А так они отступают от проекта.

Идем по аллее от входа. Перед Успенской церковью с большим количеством желтого металла в отделке поворачиваем направо. Видим круглый храм с зеленым куполом и прямоугольной двухэтажной пристройкой рядом.

— Это и есть Трапезная церковь, — показывает рукой Людмила Ивановна. — Пристройка — это Трапезная палата. Там тоже происходят службы. Возле палаты в кучу сложены ржавые железные рамки. — Это вентиляционные решетки. Их вытащили из пола, а вентиляционные люки закрыли. Последние годы они и так не работали — были неисправны. На многолюдных службах, бывало, теряли сознание от удушья. Это и дальше будет продолжаться, поэтому монахи спешат закончить ремонт и решили не возиться с люками. Им главное, чтобы красиво было.

Нас догоняет Ольга Николаевна. Она с профессиональным фотоаппаратом. Снимает строительные материалы и церковные купола. — Трапезная церковь не принадлежит к монастырю, — говорит. — На территории Лавры есть две различные структуры — заповедник «Киево-Печерская лавра» и монастырь Киево-Печерской Святоуспенской лавры. Монастырь арендует территорию у заповедника. Трапезная церковь — это территория заповедника, но строительные работы выполняет монастырь. Ибо у заповедника нашлись деньги только на проект реставрации, а на сами работы — нет. При входе в Трапезную палату лежит куча цветной — желтой, красной, коричневой, серой и розово-оранжевой — плитки.

Плитка с клеймом «Бергенгейм Харьков» изготовлена ​​в начале ХХ века. Ее сняли с пола Трапезной палаты, чтобы заменить на современную гранитную

— Это с пола ее сняли. Плитке около 100 лет. Бергенгейм — это харьковский мастер. Вот видите, клеймо на этой половиночке, — поднимает одну плитку Людмила Ивановна. Показывает надпись «Бергенгейм Харьков». — Эту прекрасную плитку хотят заменить современным гранитом. Оставят только заплату метр на метр, чтобы посетителям показывать.

В 18.00 в трапезном храме завершается служба. Люди выходят на улицу. Двери в церкви старые, металлические, окна — из коричневого металлопластика.

— Это безобразие, — всплескивает в воздухе рукой Людмила Ивановна. — С памятки архитектуры, охраняемой ЮНЕСКО, сняли оригинальные железные окна и заменили на металлопластиковые! Кроме всего, они еще и не пропускают воздух. В церкви теперь нет вентиляции.

— На памятнике, который охраняется ЮНЕСКО, важен каждый кирпич, каждая мелочь, — добавляет Ольга Николаевна. — А то, что они сделали, — это уже евроремонт. Это все равно что подкрасить и осовременить Джоконду, зарисовать трещинки. В Польше есть деревянное жилье XV века. И его хранят.

Из церкви выходит священник с длинной бородой, в черном подряснике.

— Они говорят: святым отцам виднее, что тут делать, — переходит на шепот Ольга Николаевна, прикрывая рот рукой. — К работам с памятником архитектуры нельзя допускать кого-либо с улицы, — говорит Людмила Ивановна. — Чтобы быть реставратором, мастер должна проработать 18 лет архитектором. После этого срока происходит некий «щелк» в мозге — и человек начинает мыслить как реставратор. Архитектор стремится сделать комфортно, удобно для жизни. У реставратора же мысли работают на то, чтобы сохранить здание.

— А у руководства монастыря мысли работают на то, как заработать больше денег, — говорит Ольга Николаевна. — Сейчас посмотрим на Онуфриевскую башню. Она в аварийном состоянии, есть проект ее реставрации, а монастырь все деньги направляет на развитие коммерческих движух. А сребролюбие — один из семи страшных грехов. Руководство Лавры вместо того, чтобы следовать Писанию, которому они учат людей, использует эту территорию для бизнеса.

Проходим мимо аллеи с туями, серое современное здание Академии руководящих кадров культуры и оказываемся у полуразрушенной башни без окон. Она построена на краю склона, дальше — парк Славы.

— Монастырь регулярно получает средства из бюджета на противооползневые мероприятия. Могли бы и отреставрировать башню. Но они на эти деньги строят гостиницы, — разводит руками Ольга Николаевна.

Онуфриевская башня стоит на краю днепровского склона. Она в аварийном состоянии. Говорят, за деньги для укрепления склонов строят гостиницы

Проходим парк Славы и оказываемся с противоположной стороны Онуфриевской башни. Склон зарос кустами и крапивой, перед ним перекопана земля. Неподалеку стоит вагончик. Возле него курит строитель в шортах.

— Здесь собираются возвести цех по розливу святой воды. Забурятся на 300 метров вглубь и сделают артезианскую скважину.

Поднимаемся по склону и заходим через железные ворота.

— Это тоже территория парка Славы. Когда возводили Успенский собор, здесь выделили место под строительную площадку, чтобы разместить вагончики и стройматериалы. Лавре понравилась эта территория, и она тут хочет построить еще один отель для паломников, не имея разрешений и землеотвода. Я знаю человека, которому заказали проект гостиницы год назад. Ему пока не заплатили, поэтому он ничего и не делает.

Когда проходим монастырский сад, Ольга Николаевна замечает:

— Здесь были надвратные арочки. Их сломали, чтобы тяжелая техника могла проехать. Без разрешения, в одну ночь. А потом сказали: «Ох, упало!»

В брезентовых палатках торгуют медом в стеклянных банках с красными крышками, иконами и крестиками. Крутая лестница ведет вдоль серой стены вниз, к аллее с красными розами.

— Эту опорную стену построил военный инженер де Боскет в XVIII веке, — рассказывает Ольга Николаевна. — Она сделана из кирпича. Изначально была покрыта известковой штукатуркой, благодаря которой может дышать, — и там не развивается грибок. В прошлом году сделали ремонт. Известковая штукатурка — дорогая вещь. Поэтому ее решили заменить простым цементом. Теперь все отлипает. Грунтовые воды не отводятся, из-за них стена намокает и разрушается.

Лестница вдоль стены де Боскета. Она ведет к аллее с розами и церкви Живоносного источника. Ими ежедневно проходит больше всего людей

Стена де Боскета на территории Киево-Печерской лавры осыпается. Вместо дорогой известковой штукатурки ее покрыли цементом

— Дальше — еще один лаврский бизнес-проект. И тоже на чужой территории, — показывает пальцем вверх, когда выходим из ворот возле церкви Живоносного источника. — Вон, круглый домик — оборонительная башня Киевской крепости и территория парка Славы. А они в ней сделали свечной завод!

К зданию ведет забетонированная дорога, с переходом в щебень.

— На эту дорогу на бетонном основании не дало согласования строительное управление противооползневых работ, потому что не было землеотвода.

Возле дома слышен шум. Облезлые окна закрыты и зарешечены. Обхожу почти все в поисках двери. Их нигде не видно. Упираюсь в стену, у которой набросан кирпич. Дальше не иду, чтобы не испортить босоножки, которые первый день надела.

— Слышите? — понижает голос Ольга Николаевна. — Это вентиляторы работают и станки. А запах? Иногда он здесь такой бывает, что и не пройти, — в воздухе чувчтвуется парафин, даже немного кружится голова. — А внизу здесь у них, — топает ногой по щебню, — склад готовой продукции.

Чтобы узнать мнение руководства Лавры о ее реконструкции, звоню Алевтине Ильиной, координатору Святоуспенской Киево-Печерской лавры по связям со средствами массовой информации. Обещает перезвонить «после того, как будет резолюция и благословение на интервью от наместника Лавры». Через два дня сообщает: резолюции еще нет. Проходит более двух недель — никакой информации от Алевтины Ильиной не появляется. Решаю посетить священников без приглашения.

На месте, где, по словам Ольги Николаевны, должен появиться отель, работает экскаватор. Лежит куча камней и кирпича. Мужчина в робе складывает разбросанные черные деревянные бревна. В зеленом вагончике сидят пятеро рабочих в возрасте от 20 до 35 лет.

— Ремонтируете здесь все к годовщине крещения Руси? — подхожу к вагончику и заглядываю внутрь.

— На годовщину празднования крещения Руси нас отпускают на неделю домой, — говорит высокий черноволосый мужчина в белой с коричневым рубашке.

— В последнее время здесь много строят ресторанов, гостиниц. Тянут бабло из народа, — добавляет упитанный розовощекий потный работник за 30, которого называют Сашей.

— Ребята, не рассказывайте ничего. Потому что скажете что-то левое, запишут нас и с работы выгонят, — улыбается золотыми и серебристыми коронками другой рабочий.

— Болтун — находка для шпиона.

— Мы — обслуживающий персонал, занимаемся ремонтом канализации, ничего не знаем, — говорит Саша. Показывает пальцем на груду камней. — Вон идут главный инженер, с седой бородой, и главный архитектор — с усами и в очках. Их и спросите.

Подбегаю к главному инженеру. Он быстро шагает вдоль забора.

— Мы давно здесь уже ремонтируем, шестой год, — говорит через плечо. Держит дешевый на вид телефон. — Проводим противооползневые мероприятия. Игорь Всеволодович больше расскажет, — машет рукой в ​​сторону главного архитектора, следующего за ним.

— Чтобы со мной поговорить, надо взять благословение у наместника, — говорит Игорь Всеволодович, его круглые очки поблескивают на солнце. — Когда меня Алевтина вызовет, тогда я имею право говорить.

Проходит дыру в заборе, на месте которой раньше была арка. Часть кирпичей отпала.

— Правда, что разрушили арку, чтобы могла проезжать строительная техника?

— Это было очень давно, когда восстанавливали Успенский собор. Надо было возить большие железные конструкции и, по решению Министерства культуры, эту арку сломали, — тихо говорит Игорь Всеволодович. Голову не поворачивает.

— Говорят, за деньги, выделенные для противооползневых работ, строят отели и рестораны?

— В Лавре нет ни отелей, ни ресторанов. Это отели только для паломников. Мне надо идти, — Игорь Всеволодович разворачивается и направляется назад.

Возле церковной лавки в черной рясе медленно прохаживается высокий священник с большим желтым крестом на животе.

— В Ближних пещерах есть благочинный, пойдите к нему, — советует. — Он живет в 46-м корпусе.

Спускаюсь по лестнице в Ближние пещеры, нажимаю кнопку домофона у двери корпуса. Двери приоткрывает толстяк с длинной седой бородой, в серой рясе. Придерживает, чтобы не открылась широко. Смотрит искоса.

— Какое отношение к празднованию годовщины крещения Руси имеют рестораны и гостиницы? — сердится он. — Вы паломников спросите, нравятся они им или нет. А об исторических достопримечательностях архитекторов спрашивайте, — закрывает тяжелые двери.

В поисках паломников иду к стене де Боскета. 60-летний киевлянин Владимир Ильич отдыхает с двумя внуками на скамейке возле клумбы с розами. Ходят в Лавру по несколько раз в год.

— Какие паломники? — смеется он. — Это только прикрытие для церковного бизнеса. Лавра превратилась в коммерческую организацию. Попы должны заниматься религией, духовностью, а не лезть в политику и коммерцию. Они перепутали грешное с праведным. На Lexus’ax разъезжают, как обычные бизнесмены. Последние годы все больше и больше кафе, отелей здесь строятся. Оскверняют это место. Видел по телевизору, что владыка Павел, который здесь руководит, обматерил журналиста. Как можно поставить руководить духовным местом такого человека?

Многие здесь очень тучных священников есть. Как может духовный сан заниматься чревоугодничесттвом? Вряд ли кто-то испытывает к таким уважение...

Когда иду к выходу, слышу позади себя:

— В воскресенье здесь много людей будет?

— А как же по-другому...

Оборачиваюсь — это двое священников. Один худой с рыжей бородой, второй — высокий с седой. Иду медленнее, поравнялась с ними и спрашиваю, где тут свечной завод.

— Свечного завода у нас нет на территории никакого, — говорит рыжебородый. — Его некуда поставить. Здесь жить монахам негде, а вы о заводе говорите.

(С)Екатерина Цибенко, фото: Сергей Старостенко, Екатерина Цибенко; опубликовано в издании  Gazeta.ua
Перевод: «Аргумент»
источник

Материал по теме:
Семь "смертных" грехов владыки Павла