По книжкам его лишь тёмная сущность описана, это читай ты. Мы с ним по жизни, а не по книгам шарим

— Манька, ну чего сидишь, загадывай желание — Вершина Мира! — напомнил Дьявол.
    — Странно, — задумчиво проговорила она. — После всего что было, мне хочется загадать, чтобы мы скорее оказались дома, — она посмотрела вдаль, туда, где высились восемь пройденных ею дважды вершин. И прибавила: — Или чтобы хоть с пяток человек да спаслись!
    — Так первое или второе? — нетерпеливо спросил Дьявол.
    — Ну, если эти полусгнившие трупы нас с Борзеевичем не завалят, то я дома буду так и так… Второе… Так, стоп! Я скажу пять, ты пяток и спасешь. Давай так, спасаешь всех, кто желает спастись. И пусть у каждого будет шанс…
    — Это некорректное желание. Ты просишь то же самое, как если бы загадала, чтобы тебя полюбил человек, который тебя не любит. Так только у нечисти бывает. Желание не может противоречить основному правилу: попытка насилия над сознанием. Иначе твое желание можно расценить, как попытку втянуть меня в разборки. Они что, слепые были, не видели, что ими объедаются каждый день? Их нет, их уже съели. А ты хочешь, чтобы я собрал дерьмо, которое осталось после вампиров и оборотней под каждым камнем, слепил людей, взял их под белы рученьки и повел спасаться?
    Дьявол посмотрел на нее с таким негодованием, что ей стало стыдно. А ей все равно хотелось, чтобы кто-то да спасся. Получается, зря они оставили стрелы и Дьявольский кинжал, может быть, самое дорогое, что у нее было…
    Манька тяжело вздохнула и посетовала.
    — Героям хорошо, у героев были слушатели. А кому я расскажу про наши подвиги?.. Мы замочили трех драконов! Трех! — Манька выставила вперед три пальца. — Положили кучу оборотней, порубали тучу вампиров… Илья Муромец какому-то соловью зуб выбил, а его до сих пор помнят, а мы чем хуже? Чем ему соловей помешал? Сидел на дереве, свистел…
    — Манька, он на его дереве сидел! — осадил ее Дьявол. — Ты своей свистульке зуб выбей, может, и про тебя не забудут! Ладно, потом загадаешь. Ну а ты, Борзеевич?
    Борзеевич блаженно растянулся под стелой, любуясь огромной подписью Дьявола на ней.
    — А я бы пироги заказал — с капустой, с картошечкой, с грибочками, с малиной и творогом! И чтобы лесной, и чтобы водяной…. Если нас эти покойнички не завалят!
    — Борзеевич, ты про русалку забыл! — подсказала Манька.
    — Так, стоп! — Борзеевич сел, почесывая затылок, и уставился на Дьявола. — Ты меня на слове-то не лови! Я мое желание на потом оставлю! Я, может, избу хочу, как у Маньки. Чтобы и пироги пекла, и половицей скрипела. Надоела мне на лавке спать. Хочу как Манька — на перине! Моим костям от этого только польза, а у нее, — он недовольно кивнул на Маньку, — искривление позвоночника.
    — Так две же избы, — изумился Дьявол. — Забирай одну да живи, кто мешает?
    — А баня?! — хором спросили и Манька, и Борзеевич. Один голос был радостный, второй возмущенный.
    — А обычную построить да протопить — рученьки отпадут? Это все-таки не баня — изба! Баней она за ненадобностью стала. А кому не обидно, когда ненужный? Ей расти бы надо, а некуда. И печка у нее тоже обучена пироги печь!
    — Да, конечно, Борзеевич, забирай, — согласно кивнула Манька. — А баню построим. Физический труд облагораживает. У нас самоделкин инструмент есть, бревна те же избы обточат, а собрать лесные помогут.
    — А желание я потом скажу! Подумаю еще, — сказал Борзеевич, собираясь уходить.
    — Борзеевич, какое желание? Ты сначала вокруг гор пробегись, да на Вершину Мира поднимись! — возмутился Дьявол до глубины Бездны.
    — Так ты теперь это так-то?! — изумился Борзеевич.
    — Борзеевич, ты желание задумал, я его продумал. Причем, не сходя с места. А то, что оно оказалось исполнимо — ничего не меняет! За один Манькин плащ ты мне обязан пять раз обежать вокруг гор! Ведь неисполнимое было желание! Это мать твою за ногу, знаешь, что? Это само пространство и есть! Мне сколько раз пришлось раскатать и завернуть и добавить, чтобы замутить его?! Галактику новую было бы проще, она не пространство в пространстве!
    Манька и Борзеевич переглянулись, но каяться посчитали уж слишком.
    — О, опять лезет! — воскликнула Манька, указывая на вампира, который показался на ступенях. — И чего это они, как драконы? У того хоть головы отрастали, а у этих одна! Шли бы себе с Богом назад….
    — Ну так! — усмехнулся Дьявол. — Крыша Мира всегда была привлекательной. Дуреют. Сносит свою от перспективы иметь эту, а она, видишь ли, не всех греет….
    — Это еще твой, — радостно сообщила Манька Борзеевичу, посчитав на пальцах по десяткам.
    Борзеевич встал, плюнул на ладони, растер, вытащил из скалы меч, подошел к подъему, и когда голова оборотня показалась с верхом, со словами «э-эх!» снес голову ко всем чертям. Безголовый трупик зашатался и сполз по ступеням, вырубленным и Манькой, и Борзеевичем, и кем-то еще, пеплом. Пепла было столько, что ступени пора было подметать.
    — Много еще их осталось? — спросила Манька, занимая место Борзеевича.
    Борзеевич высунулся над пропастью.
    — Штук шесть. Слабые они. Немощь костей без мышц — явление доказанное.
    — А где еще двое? — встревожился Дьявол, вскочив. Он приставил кругляки из пальцев к глазам. — Ух ты, мать честная! Несет! Ей богу несет! Посадил на плечи и несет, привязав веревками к шее! Да так ведь и без шейного позвонка остаться недолго!.. Мань, не хочешь полюбоваться на радость вашу?
    — Ну-ка, ну-ка! Дай посмотрю! — Манька тоже поднялась и подошла к Дьяволу.
    Дьявол приставил кругляшки к ее глазам. Через них горы просматривались, как на ладони. Даже участочек своей земли увидела она, и внутренность радостно взыграла. И только потом она увидела сгорбленную фигуру, которая несла на себе ношу. Тяжелы вампиры, но и человек был не слаб. Манькина земля кормила и поила его, в последний год частично ограничивая. Впереди у Их Величеств лежали еще четыре горы. Если так пойдет, через месяца три выйдут на большую землю.
    — Вот, Дьявол, а ты говорил любви нет! Ты бы уж как-то разобрался, пора им из гнезда выпасть и на крыло встать!
    — Это уж ты сама! — ответил Дьявол. — Вон она, твоя соловушка…. Вот и почувствуй, какой молодец был Илья Муромец!
    — Эка невидаль…. Я этому соловью перья-то повыщипала…. Может, и посвистит, но без драконов-то засвистись! Ладно, куда они от меня денутся?
    И радостно екнуло сердце, когда заметила у третьей вершины людей, которые готовились спускаться вниз — их было много. Ярко пылал огонь, они о чем-то спорили с озабоченными лицами, частично разутые и раздетые, но не сломленные.
    — О! — протяжно выдохнула Манька. — О! Бог мой!
    — Ну, частично твой, — согласился Дьявол. — Невнимательно смотришь!
    — Ветка горит! — порадовалась Манька, не смея поверить глазам.
    — Вот именно! — Дьявол убрал руки.
    — Так, твой вылазит! — позвал ее Борзеевич. — Видишь, как ручонками за землю цепляется! — закудахтал он, всплеснув руками.
    — Сейчас мы эти ручонки-то поотрубаем! А ты пока иди, полюбуйся, там землю нашу видно… И не зря мы добро свое оставили, Борзеевич!
    — Да ну! — обрадовался Борзеевич. И остановился, заметив, что Дьявол прячет руки за спину. — Ну, батюшка, ну, родненький, ну хоть одним глазиком! — помолился Борзеевич.
    — Смотри, смотри! — Дьявол протянул ему руки. — Только так не увидишь, на камень встань.
    Борзеевич вздохнул тяжело и радостно: далеко была земля, а через кругляки близко.
    — Ну, где они там?! — Борзеевич приблизился к краю обрыва, встав на колено и заглядывая вниз.
    В это время над краем пропасти поднялась еще одна голова. Фью-у — пропел меч. Голова отлетела в сторону. Манька начертила на скале аккуратный крестик.
    До дому оставалось четыре вампира.