stran9er написал(а):Если рискнуть рассматривать христианство настолько глобально, то
1) Последние две тысячи лет в Христианстве звучат две основные традиции:
- традиция Иисуса, с его Евангелие, - «Все мы дети одного Отца, поэтому все мы братья», и,
- традиция Савла Тарсянина (ап. Павел), с его версией евангелия Иисуса: «Все мы дети одной церкви».
В традиции Иисуса, благая весть, это весть самого Иисуса: об Отцовстве Бога, сыновстве человека и всеобщем братстве.
В традиции ап. Павла, благая весть, это весть об Иисусе: Иисус воскресе.
У Иисуса: Бог Отец милосердный, - отец всех своих детей, и мы его смертные Сыны, должны объединяться в вероисповедальное братство людей, живущих на земле. По мимо этого мы верим в Бога нашего Иисуса Христа, - Райского сына всеобщего Отца.
У ап. Павла, Бог Отец - отец только своего сына Иисуса Христа, а мы простые смертные, должны объединиться в церковь, руководимую воскресшим Иисусом, только с такими же верующими в воскресшего сына Бога.
Иисус поднял человека до статуса дитя Бога, созданного «по образу и подобию», увидел «царство Божие» внутри него, и дал вселенский наказ «будьте совершенны, как совершенен Отец наш небесный», и тем самым определил его судьбу бессмертного восходителя, будущего со-работника Бога (см. пост Предназначение человека).
Ап. Павел лишил человека статуса Сына Бога, и привнеся в Христианство взятую из митраизма концепцию первородного греха, с низвёл человека до положения провинившегося раба, который через свою пришибленность, должен добиваться восстановления лояльности сварливого небесного Счетовода. У Иисуса человек не совершенен. У ап. Павла – греховен.
Иисус призывал любить Бога Отца и служить своим братьям, ап. Павел – бояться Бога Отца и выслуживать у него прощения, включаясь в вечную драку добра со злом, привнесенную в Христианство, так же из митраизма.
Иисус объединил всех людей в безусловное братство верующих Сынов, ап. Павел разделил всех людей, и выделил «прозревших» рабов, признающих Христианскую догматику.
Одно название, – Христианство, и два подхода в вероисповедании:
- религия Иисуса, - живая вера в живого Бога;
- религия о Иисусе, - религиозная символика, ритуал, догматика, священство.
Главная ошибка возникшего две тысячи лет назад христианства, заключалась в том, что оно изначально строилось вокруг факта смерти Христа, а не вокруг истины его жизни. Увы веками мир проявляет интерес к трагической смерти Иисуса, вместо того, что бы интересоваться несомненно счастливой и раскрывающей Бога жизнью Иисуса.
В любой религии, а точнее в человеческой теологии, можно легко позволить фактам занять место истины. Факт креста стал сердцевиной христианства; однако он не является центральной истиной в религии, которую можно создать на основе жизни и учений Иисуса Назарянина (см. пост Иисус – религия Духа).
2) Выделим из так называемого «христианства» то, что за две тысячи лет не нашло понимание, и вряд ли найдет понимание в будущем у пытливых и думающих людей, и поймем какое отношение к этим неприятиям имеет сам Иисус:
а. факт смерти Иисуса на кресте спровоцировал ап. Павла на привнесение в создаваемое им Христианство идею жертвенного искупления. Заимствованная из иудейской теологии, эта идея была призвана сделать более приемлемым новое учение для евреев, на само деле, она, не решив эту задачу, отвернула от Христианства огромное количество ищущих людей.
Мы возмущаемся когда учитель за проступок одного ученика не разобравшись наказывает другого, мы негодуем, когда судья за преступление наказывает невинного, а виновный остается на свободе, но нас почему-то абсолютно устраивает когда за проступки греховного человечества на крест идет безгрешный.
Иисус ввел среди своего близкого круга обычай празднования бескровной Пасхи, только хлеб, вино и горькие травы; Сын Божий всей своей жизнью утверждал Евангелие об искуплении через веру, а не через жертву, и выглядит абсурдным, поступок Его Отца, который одним решением перечеркивает Евангелие своего сына, принося Его в ту самую искупительную жертву.
Кого из верующих в добро и любовь может порадовать идея о том, что Бога можно умилостивить и добиться Его расположения только с помощью жертвоприношения, и не просто жертвоприношения, а именно кровопролития. Только как оскорбление Бога можно расценить предположение о том, что невинная кровь должна быть пролита для того, чтобы отвратить вымышленный божественный гнев от виновного, если мы конечно говорим о том Боге, которого раскрывал нам Иисус, о Боге – милосердном Отце, о Боге, который любовь…
Если Небесный Отец способен проявлять своё милосердие лишь после того, как видит истекающего кровью сына, то мечтать о таком Отце не хочется и стремиться к такому Отцу не возникает ни какого желания, то есть, иначе как пародией на бесконечный характер Бога идею жертвенного искупления назвать нельзя.
Сын-Спаситель воплотился в облике смертного человека и посвятил себя человеческому роду не для умиротворения гневного Бога, а для того, чтобы раскрыть всему человечеству любвеобильный характер Отца, и одарить каждого из нас статусом сыновства, по отношению к Богу.
б. но если отсутствие упоминания об искупительной жертве у Иисуса хоть как-то «криво-косо» можно объяснить (не поделился разгневанный «папашка» со своим сыном планами принести его в жертву), то Его, Иисуса, молчание по поводу так называемого «первородного греха» нужно понимать однозначно, - ни чего похожего в учении Иисуса нет и быть не могло. Уже у еврейских пророков периода Вавилонского плена, есть не приятие идеи наследуемого греха. Так у Иеремии: «В те дни уже не будут говорить, что отцы ели зелёный виноград, а у детей – оскомина. Каждый умрёт только за свой собственный грех», - а это писалось за шесть веков до РХ.
Современное Христианство тратит огромное количество сил, чтобы воспитать в человеке уверенность в своей изначальной испорченности и желание оправдываться за то, что он не совершал. Победы в этом направлении с каждым годом будут всё скромнее и скромнее. Человек ни когда не примет то, что отрицает в нем Божественное проявление - свободную волю.
в. словосочетание «страшный суд», так же как и «первородный грех» ни где не звучит у Иисуса: «праведный суд», «Божий суд», просто «суд…», - часто встречаются в Библейских текстах, но чтобы суд Небесного Отца, повторюсь, суд милосердного и любящего Бога Иисусом позиционировался как «страшный» – вы ни где не найдете. Пугать судом посмертия, по сути, тоже, что и пугать самим Богом, а это значит отрицать возможности любви к Богу, ибо: «нельзя искренне любить того, кого боишься, и нельзя бояться того, кого искренне любишь».
Всяких «страшностей» хватает в этой жизни, в её продолжении (см. пост Предназначение человека), которое, без сомнения, будет у подавляющего большинства ныне здравствующих, не будет место тому, что пугает; как и любой отец, наш Отец небесный позаботился о том, чтоб без баловства, но с радостью мы развивались и становились счастливыми.
3) «Христианское представление о Боге является попыткой объединить три отдельных учения:
1. Иудейское представление – Бог как поборник моральных ценностей, праведный Бог.
2. Греческое представление – Бог как объединитель, Бог мудрости.
3. Представление Иисуса – Бог как живой друг, любящий Отец, божественное присутствие.
Именно поэтому комбинированная христианская теология сталкивается с огромными трудностями в своём стремлении к последовательности. Эти трудности ещё более усугубляются тем, что доктрины раннего христианства в целом были основаны на личном религиозном опыте трёх различных людей: Филона Александрийского, Иисуса Назарянина и Павла Тарсянина».
«Мир нуждается в религии, полученной из первых рук (см. пост Религия из первых рук). По мимо того, что христианство является религией об Иисусе, но не самого Иисуса, оно ещё в значительной мере воспринимается нами из вторых рук. Люди принимают эту религию такой, какой она передаётся им признанными религиозными учителями».
Высокий духовный статус этих учителей провоцирует копирование; восприятие их видения исключает пытливость, а попытка освоить их опыт тормозит набор личного опыта Богопознания. Как вдохновляющие примеры жизни таких учителей и подвижников имеют место быть, но современники и последователи редко оказываются способными вдохновится и не опуститься до подражательства.
«Когда новые души следуют за Христом, человека и его мир преобразует не первая верста принуждения, долга или традиции, а вторая – добровольное служение и свободолюбивая преданность. Именно эта часть пути означает, что последователь Иисуса стремится объять собрата своей любовью, просветить служением, и, следуя за духом, увлечь его к высокой цели смертного бытия», - найти Бога и быть подобным Ему.
«Христианство до сих пор охотно проходит первую версту, но человечество изнемогает, влачась в моральной тьме из-за того, что существует слишком мало искренне желающих пройти вторую. Слишком мало убеждённых последователей Иисуса, которые действительно живут и любят так, как Он учил своих учеников жить, любить Бога и служить людям».
«Христианство посмело принизить свои идеалы, отступив перед человеческой алчностью, милитаристским безумием и властолюбием, однако религия Иисуса остаётся незапятнанным и превосходящим духовным призывом, пробуждающим то лучшее, что есть в человеке, подняться над пережитками животной эволюции и, через благодать, достигнуть нравственных высот истинного предназначения человека». (см. пост Предназначение человека)
«Христианству грозит медленная смерть от формализма, избыточного бюрократизма, интеллектуализма и других недуховных тенденций. Современная христианская церковь не является тем братством активных верующих, которым Иисус поручал неустанно добиваться духовного преображения сменяющих друг друга поколений».
«Так называемое христианство стало не только религиозным верованием и ритуалом: оно превратилось также в общественное и культурное движение. В поток современного христианства просачиваются ручьи из многих древних языческих болот и варварских топей; многие культурные водоразделы древности питают этот поток современной культуры наряду с высокогорными Галилейскими плато, где бы должен был быть его единственный источник».
«Сегодня Христианство поставлено в чрезвычайно трудное положение, поскольку в глазах всего мира оно считается частью социальной системы, индустриальной жизни и моральных норм западной цивилизации. Потому невольно стало казаться, что христианство поддерживает общество, которое спотыкается под тяжестью вины, ибо оно терпит науку без идеализма, политику без принципов, богатство без труда, удовольствия без меры, знание без характера, силу без совести и производство без морали».
«Надежда современного христианства состоит в том, чтобы прекратить потворствовать социальным системам и производственной политике западной цивилизации и смиренно склониться перед крестом, который оно столь доблестно превозносит, чтобы вновь научиться у Иисуса Назарянина величайшим истинам, доступным смертному человеку, – живому евангелию об отцовстве Бога, Сыновстве человека и братстве людей».