И вот, по просьбе своего зятя, эта богобоязненная женщина, по доброте душевной, тоже взялась помочь Иисусу снискать дополнительную славу целителя.
Сказавшись больной с высокой температурой, она легла в постель перед приходом «целителя» со своей компанией, в которую приглашены были и закоренелые скептики, никогда не упускавшие случая позубоскалить над «чудесами» Иисуса.
Такие будущие «невольные свидетели» были бы для него особенно ценны!
…Выйдя из синагоги, Он пошел в дом Симона; теща же Симонова была одержима сильною горячкою; и просили Его о ней, Он запретил го-рячке; и оставила ее.
Она тотчас встала и служила им.
При захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями, приводили их к Нему и Он, возлагая на каждого на них руки, ис-целял их.
Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий.
А Он запрещал им сказывать, что они знают, что Он Христос. (Лк 4)
Ввалившись в лачугу во главе всей честной компании, Симон воззвал к теще:
- Тещенька, милая, ты что это там разлеглась? Кончай ночевать, гости пришли!
Все, что есть в печи – все на стол мечи!
Нас много!
- Ой, да ты что, Сёмочка, зятек дорогой! – разохалась бабка. - Ой, как вы не во время, даже перед людьми стыдно!
- А что такое, что случилось? Уж не заболела ли ты?
- Ох-хо-хо, тяжко мне, руки-ноги не пошевелить, а голова – так просто чугунная, того гляди, расколется. Горячка у меня, вся горю, просто!
Сил моих нет!
Симон полез на полати и пощупал голову тещи.
- Ой, и правда, вся горит, чуть руку не обжог!
Ну, что же, гости дорогие, извините, банкет отменяется. Что с собой принесли, раздавим, по маленькой, а закусывать всухомятку придется.
Теща-то, кормилица наша, и правду, еле живая, пусть уж лежит, тревожить не будем.
- Так что же, неужели мы хозяйку без помощи оставим? У нас же чудотворец имеется? – не преминул съехидничать один из скептиков.
- Да неудобно, как-то, утруждать пророка такой мелочью! – возразил другой. - Было бы что-то покруче, бесноватый какой-нибудь, или прока-женный…
А хозяйка и сама через день оклемается!
Иисус скромно молчал, ожидая подходящего момента.
Сели за стол.
Симон достал из бабкиного зеркального буфета стопарики из чешского хрусталя.
Разлили принесенный с собой самогон, разломили принесенные с собой вчерашние лепешки.
Выпили, крякнули, занюхали лепешкой.
- Хорошо пошла! Жаль, что на сухую.
Разлили по второй. Тоже крякнули.
Но занюхивать не стали.
- Что-то плохо пошла, насухую чуть в горле не застряла! – начал подначивать один скептик.
- Может быть, все-таки, попросим господина Иисуса? Не в службу, а в дружбу? – подхватил другой зануда.
- Попросим, попросим! Не своей корысти ради, а ради здоровья хозяйки дома! – поддержал третий.
- Просим, просим!
- Господи Иисусе! Яви, пожалуйста, милость свою, исцели хозяйку!
- Исцели, исцели! – зашумела вся компания хором. - Народ просит!
Иисус понял, что тянуть дальше нельзя, и поднялся.
- Во имя отца, и сына и святаго духа, пославшего меня!
Только по просьбе трудящихся и ради моего уважения к хозяйке дома!
Потом подошел к полатям.
- Горячка, остановись! Я запрещаю!
- Слушаюсь, мин херц! – ответила горячка и немедленно остановилась.
Хозяйка тут же молодцевато спрыгнула с полатей на пол и захлопотала по камбузу.
На столе, одно блюдо за другим, как ниоткуда, тотчас появились солененькие, с хрустом, огурчики, селедочка в маринаде, квашеная капуста с лучком и постным маслом…
И прочее другое, что сейчас стало давно забытым деликатесом!
Налили по третьей, хозяйке – двойную.
Выпили за ее здоровье, крякнули, закусили и похвалили.
- Хорошо пошла! Ай, спасибо господину Иисусу!
Следующий тост был за пророка-избавителя, потом за присутст-вующих…
А потом, как всегда, не хватило.