Между тем приближался праздник опресноков, именуемый Пасхой.
А в Иудее существовал обычай, что в честь этого праздника римский прокуратор имеет право на помилование любого преступника Иудеи.
Вспомнив об этом, Иосиф понял, что это – его единственный шанс.
И забил Иисусу стрелку на вершине редко посещаемой горы.

Иисус, теперь нигде не ходивший без своих шестерок-телохранителей, и на этот раз пришел со всей своей бандой.
И даже на вершину ее поднялся, вопреки договоренности, прихватив с собой двоих, самых дюжих – Петра и Иакова.
Оставив их, не доходя до условленного места шагов за пятьдесят, Иисус присел на камень, ожидая Иосифа.
Ночь была довольно темная, луна еще не взошла и звезды над головой светили изо всех сил, как тысячи свечей.
Зябко потянуло сырым холодком.
Над вершиной горы стал собираться туман, бурнус, в который кутался Иисус, покрылся блестящими капельками росы.
И в свете звезд стал блестеть, как рождественская елка.
- Дрыхнут уже, охранники хреновы – поглядел в сторону Петра и Иакова Иисус.
Но тут, из тумана, показались две фигуры.
Иисус насторожился.
- Это – я, Иосиф! Не пугайся, это наш друг. Имя его тебе знать не обязательно, для общей пользы.
Я так полагаю, ты тоже не один пришел?
- Да, со мной еще двое моих. Но я их оставил вон там, за теми камнями.
- Они нас не услышат?
- Да нет, говорите спокойно, они дрыхнут уже, стервецы!
- Ну, хорошо. Так вот, Иисус, дела наши с тобой, прямо скажем, не слишком радужные. Все и всё против тебя.
И, скорее всего, тебя арестуют и осудят.

При этих словах Иисус сменился с лица и побледнел так, что это стало видно даже в свете взошедшей луны.