А Пилат опять возвысил голос, предлагая отпустить узника в честь праздника.
Но толпа вновь и вновь, в ответ, взрывалась: «Смерть, смерть ему!»
Не собираясь перекрикивать толпу, Пилат вернулся в покои.
Крики за окном не прекращались.
«Рука» Иосифа, меж тем, пустила в ход тяжелую артиллерию.
К Пилату подошла его жена.
- Милый!
Я тоже не нахожу, что этот несчастный трусишка настолько закоренелый преступник, что заслуживает смертной казни!
Посмотри, как он трясется!
Он, ведь, чуть в обморок не упал!
И этот жалкий человечишка – гроза всей Иудеи?
Неужели ты пойдешь на поводу у этих диких туземцев?
Женщины слишком часто знают самую чувствительную струнку своих мужей!
Пилат решительно вышел к народу в третий раз.
- Так, какое же ЗЛО сделал этот человек?
Я ничего, достойного смерти, в нем не нахожу!
Вот, в тюрьме сейчас сидит гораздо более серьезный преступник!
Разбойник и убийца!
Варрава, его зовут.
Вот – личность, достойная смертной казни! И не просто казни, а самой позорной казни – через распятие!
Возьмите, и казните его!
А Иисуса я тоже примерно накажу, не беспокойтесь!
Накажу и отпущу.
Но народ, притихнув на время его речи, при слове: «Отпущу!», вновь взревел: «Распни, распни Иисуса!»
Пилат пожал плечами, повернулся спиной к толпе и отошел к дверям. Пока толпа ревела свое: «Распни!», окружение Пилата наперебой советовали ему не поддаваться.
- Да ну, вас! – махнул на них рукой Пилат. – У меня обед уже остыл из-за вашего еврея!
Он вновь подошел к толпе и поднял руку.
- Хорошо! Я даю вам выбор – хотите, я отпущу разбойника и убийцу Варраву.
Хотите – я отпущу этого мелкого жулика, Иисуса.
Решайте сами!
Но люди, лично которым какой-то Варрава ничего не сделал, и знать ничего про него не хотели.
Их обманул не Варрава, их обманул Иисус, и народ опять взревел единой глоткой: «Распни, распни Иисуса!»
Пилат махнул рукой в знак согласия и пошел мыть руки во второй раз.
А обед приказал разогреть снова. (Лк 23)