Многие из нас видят смысл своей жизни в семье. Другие считают семью неизбежным злом, а кто-то и вовсе удивляется существованию этого общественного института как забавному недоразумению...
В природе в этом смысле тоже наблюдается плюрализм: иные виды живых существ образуют семьи, иные — лишь пары, и лишь на несколько часов. То же самое и с потомством: кто-то воспитывает детенышей до “совершеннолетия”, а кто-то бросает, стоит им чуть-чуть подрасти. Состав семьи в животном мире тоже бывает самый разный: варьирует и число ее членов и число совместно проживающих поколений...
Американский ученый Стивен Эмлен задался целью создать модель “правильной” семьи и разработать общую теорию семьи...
Семья появляется тогда, когда производство и воспитание потомства требуют преодоления известных трудностей. Поэтому семья — достаточно неустойчивая структура. С одной стороны, состав семьи тем стабильнее, чем труднее одинокой особи добывать пищу самостоятельно, и, когда наступают времена изобилия, молодые стремятся поскорее покинуть родителей (взгляните на Америку) и завести свою “ячейку общества”. С другой стороны, сильная и благополучная семья часто оказывается для ее молодых членов привлекательнее, чем самостоятельная жизнь. Так, в семье мангустов, имеющей богатый охотничий участок, молодые половозрелые особи, как правило, подолгу не покидают старших, помогая им “вести хозяйство”: зачем заводить потомство, и в одиночку кормить самку с детенышами, и охранять территорию, когда в родительском доме такая сытая и спокойная жизнь...
Противоестественное дружелюбие
Интерес к вопросам возникновения и существования семьи зародился у Стивена Эмлена, биолога-эволюциониста из Корнеллского университета, в семидесятые годы, когда эволюционная биология обратила внимание на парадокс альтруизма и стала искать ему объяснения. Ведь, в самом деле, в том, чтобы помогать другим (в особенности — в ущерб себе), нет никакого смысла — с точки зрения дарвиновского естественного отбора, конечно. Более того, бескорыстная помощь другому и самопожертвование ради других противоречит программе, заложенной природой в любую тварь.
В семидесятые такие вещи не могли не заинтересовать науку, ведь тогда среди биологов была очень популярна концепция “эгоистичного гена”. По этой теории, задача, положенная природой любому гену, — воспроизводиться в наибольшем возможном числе копий.
Поведение животного, как предполагалось, должно быть согласовано с программой «эгоистичного гена», но вот здесь-то наблюдения ученых и расходились с теорией: в природе есть животные, которые отказываются от размножения, чтобы помогать кормить и воспитывать чужое потомство!
Классический пример такого поведения животных — институт «помощников», свойственный многим видам птиц. Помощниками ученые называют тех членов птичьей популяции, которые откладывают заведение собственной семьи на неопределенный срок и вместо этого помогают воспитывать потомство другим семьям. Вопреки диктату естественного отбора эти странные птицы уменьшают шансы на воспроизводство своих генов и способствуют воспроизводству чужих!
Теория голода и тетки
Частично этот парадокс альтруизма снял Уильям Гамильтон, математик и философ. Его рассуждение гениально просто и элегантно, но объясняет оно только те факты, когда животные, отказывающие себе в размножении, помогают в воспитании потомства своим родственникам. Здесь все просто: если у моих детей половина генов идентична моим, то у моих племянников гены идентичны моим на четверть (эти цифры считаются доказанными), а значит, если я помогаю воспитывать племянников, я все же помогаю воспроизводству своих генов. Чем ближе родство между двумя отдельными особями, тем больше у них общих генов, и какое-то их число теоретически есть и у самых отдаленных родичей — следовательно, когда я сам по какой-то причине не способен произвести потомство, для меня имеет смысл заботиться и о внучатом племяннике.
Эта простая арифметика и служит основанием того факта, что молодые половозрелые особи, которые в изобильные годы покидают родителей и образуют собственную семью — чтобы обеспечить наиболее полное воспроизводство своих генов, — в голодные времена остаются ухаживать за чужим (но родным по крови!) потомством: когда нечего есть, правильнее позаботиться о тех детенышах, которые уже появились на свет, чем зачинать новых.
Таким образом, выходит, что старая дева, участвующая в воспитании племянников и племянниц, с точки зрения природы ведет себя более осмысленно, чем малоимущая многодетная мать, рожающая каждый год по ребенку.
Родные - все
Стивена Эмлена заставил заинтересоваться вопросами существования семьи опыт наблюдения за одной африканской птичкой — белолобым пчелоедом. У этих птиц в обычае отказываться от размножения и помогать воспитывать потомство совершенно чужим «людям».
В поселениях пчелоедов живут вместе до трехсот особей. Добытую пищу делят — даже в скудные и голодные годы. Птенцов выкармливают и обучают сообща. При этом пчелоеды сохраняют у себя моногамную семью, а выросшие птенцы, вместо того чтобы покинуть дом и искать пару, часто остаются в доме родителей и помогают воспитывать новых птенцов — своих братьев и сестер. Кроме этого, энергии безбрачных особей хватает и на то, чтобы помогать в воспитании потомства и соседям, не связанным с ними никаким родством. А ведь между тем, по Дарвину, отдельные пчелоеды должны соперничать между собой за право размножаться и продолжаться в потомстве.
Эмлен потратил на наблюдения за поведением пчелоедов восемь лет. Каждую из трехсот птиц в колонии он пометил, день и ночь за жизнью птичьего поселка пристально следили человеческие глаза и приборы.
Месяц за месяцем, уподобившись герою хичкоковского фильма, биолог вникал в сложные перипетии сюжета грандиозной мыльной оперы из жизни белолобых пчелоедов. То, что их жизнь похожа скорее на бесконечную мелодраму, чем на социалистическую утопию, Эмлену стало ясно довольно скоро: у этих маленьких африканцев налицо была полная палитра опереточных страстей: любовь и измена, ревность и оскорбленное самолюбие...
Когда Эмлен не смотрел на своих птичек, он обрабатывал записи, составлял генеалогии птичьих семей, проводил анализы ДНК. В итоге он собрал по пухлому «досье» на каждого из обитателей колонии. Он знал, кто где добывает пищу, кто с кем дружит, кто с кем враждует, кто в какой семье заботится о гнезде, а кто все больше летает по гостям.
Кстати, ходить в гости, как заметил Эмлен, пчелоеды вообще очень любят, и притом посещают в первую очередь многочисленных родственников: бабушек и дедушек, тетушек и дядюшек, двоюродных братьев и племянниц. В связи с этим Эмлен заметил и такую немаловажную деталь: пчелоеды тем скорее помогали другим в воспитании потомства, чем ближе было родство между помощником и этими «другими».
Все эти наблюдения в конце концов привели Эмлена к тому заключению, что пчелоеды живут огромными семьями, где все между собой — родственники, и, соответственно, никакого альтруизма к чужакам они не проявляют, а ведут себя точно так же, как и огромное большинство животных, то есть стремятся с наибольшей надежностью обеспечить воспроизводство своих генов.
Более того, старшие пчелоеды, как увидел Эмлен, даже в благополучное время пытаются самыми разными способами воспрепятствовать тому, чтобы молодые особи заводили собственные семьи. Биолог описал несколько ходовых «трюков», применяемых старыми и хитрыми птицами с этой целью. Например, старшие, стоит молодой особи найти себе пару, начинают всячески мешать новой семье: не дают строить гнездо, добывать пищу; в гостях у молодых все время сидит кто-нибудь из родни. Бывает, какой-нибудь из «дядьев» берется охранять гнездо новообразованной пары и вдруг перестает узнавать своих — упорно не дает попасть домой кому-нибудь из молодоженов. Или бывает так, что залетевший «на огонек» пчелоед мешает своему сыну кормить самку, сидящую на гнезде, до бесконечности выполняя приветственные ритуалы и заставляя младшего делать то же самое.
Всячески мешая своим птенцам строить собственные семьи и производить потомство, старшие пчелоеды добиваются того, чтобы те вернулись в родное гнездо и снова помогали маме и папе.
Увидев все это, Эмлен заключил, что положение Гамильтона не нарушается и у пчелоедов, которым иные натуралисты поспешили приписать противоестественные для любого живого существа альтруизм и бескорыстие. Хотя вывод Эмлена не может отменить других фактов, противоречащих гамильтоновой модели, его африканские наблюдения наводят на мысль о том, что внутри каждого вида все особи в конечном счете — родственники, и при невозможности лучших вариантов любому животному, наверное, имеет смысл помогать любому другому представителю своего вида.
У людей все не как у людей
Чем больше Эмлен наблюдал за птицами, тем больше он усматривал в их семейной жизни параллелей с человеческой семьей.
Прежде всего, пчелоеды моногамны, и даже отношение числа измен к числу пар у них такое же, как и у людей (кстати, этот показатель равен восьмидесяти пяти процентам). У пчелоедов, как и у людей, существует развод — он практикуется, главным образом, в тех случаях, когда у пары не появляется потомства.
Но наиболее разительным сходство птичьей семьи с человеческой становится, если принять во внимание, что в доисторическом обществе люди жили огромными семьями-родами. Вся жизнь отдельного человека проходила на глазах многочисленных дядьев и теток, бабушек и дедушек, братьев и сестер (включая двоюродных, троюродных и так далее), племянников и племянниц. Не вызывает особенных сомнений и то, что в эпоху охоты и собирательства, если пищи не хватало, люди придерживались приблизительно той же стратегии выживания клана, которая свойственна африканским пчелоедам, да и многим другим видам.
И вместе с тем в семейных сюжетах современного человека обнаруживается огромное множество разнообразных «отклонений» от мудрой модели семьи, которую предлагает дикая природа. (Кстати, не только современного: каким странным это ни покажется, нынешняя модель человеческой семьи стоит ближе к модели птичьей, чем к той, которая принята у приматов, которые живут не семейными общинами, а отрядами, где самцы вообще никак не участвуют в воспитании детенышей и вообще никакие родственные связи не работают.)
Все чаще человек семейный становится той ареной, на которой разыгрываются конфликты между природной семейной программой (предполагающей прежде всего «многолюдную» семью) и требованиями нынешней реальности, формирующими семью с минимумом членов (двое супругов или одинокий родитель с ребенком).
Большую семью-общину не отменило даже возникновение производительного хозяйства, и только в самые последние века (с точки зрения эволюции нашего вида это выражение несомненно имеет смысл и вполне уместно) большая семья начала распадаться. Особенно быстро это происходит в нашем столетии. Экономические и технологические факторы (возросшее благосостояние, возможность и необходимость все время передвигаться с места на место) спровоцировали «усыхание» семьи до минимума. Причем с точки зрения эволюции совершенно бессмысленна и семья с одним родителем, и семья, состоящая из представителей одного поколения.
Сформированное эволюцией и «записанное» в генах отношение к семье очень трудно оставить и принять новое, ведь прежняя модель сконцентрировала опыт тысячелетий выживания. Но все же наше отношение к семье не есть что-то жестко заданное откуда-то извне, оно поддается сознательной коррекции и анализу. Если знать, в чем наши гены противоречат требованиям ситуации, с конфликтом между природой и цивилизацией в вопросах семьи можно справиться. Для этого важно уметь распознавать ситуации, в которых это противоречие обнажается и актуализируется, — неумение их урегулировать, вытекающее из непонимания их природы, чревато стрессами, проявлениями агрессии и вспышками насилия.
Кризис семьи
В этом смысле одна из самых опасных ситуаций — появление в семье чужого человека — новой пары у родителя, чужого ребенка...
В глазах эволюции те семьи, где отца или мать заменяет отчим или мачеха, суть такое же «уродство», как семьи с одним родителем. И как бы человек ни старался приспособиться к такой модели, бессознательно усвоенные в ходе развития вида правила строительства семьи чаще всего не позволяют ему вести в таких условиях комфортное существование.
Семья с отчимом или мачехой — независимо от того, человеческая или птичья, — очень яркий пример конфликта старой и новой поведенческих моделей. Тот, кто находит себе в пару человека, имеющего детей, зачатых с другим, часто не может заставить себя полюбить это чужое потомство — ведь в тех детях нет его генов. С другой стороны, когда у пары появляются общие дети, старшие дети неохотно помогают их воспитывать — ведь это «ненастоящие» сестры-братья, генетически они всего лишь на четверть родные старшим.
По этой причине старшие, необщие, дети в таких семьях, как правило, рано оставляют родителей и уходят в самостоятельную жизнь.
Чтобы избежать драм, нужно знать, что происходит со всеми членами семьи, где есть дети, когда в нее приходит родитель-"замена".
Родители-"пришельцы" часто оказываются не склонными заботиться о детях своего нового партнера, рожденных в его прежнем браке. Более того, как показывают данные опросов, дети в таких семьях чаще подвергаются насилию, чем в «нормальных». Точно так же между неродными братьями и сестрами чаще возникают конфликты и применяется насилие.
В семьях, где детей воспитывает отчим или мачеха, вероятность того, что над ребенком внутри семьи будет совершено сексуальное насилие, в восемь раз выше, чем в семьях, где биологически все друг другу родные. И самое страшное — «пришельцы» часто становятся детоубийцами: на одного ребенка, убитого родным родителем, приходится шестьдесят убитых приемышей!
Если же дети, которые живут в семье, к моменту появления в ней чужака уже достигли половой зрелости, враждебность часто возникает между родными — на почве сексуального соперничества, пусть оно обычно бывает и неосознанным. Такие конфликты тоже нередко имеют драматические и трагические последствия. У отца появляется новая жена, и между мачехой и сыном возникает взаимный сексуальный «интерес» (совсем не обязательно влечение), этого оказывается достаточно для того, чтобы отец начал чувствовать, что он должен защитить свое «право на самку» и повести себя агрессивно по отношению к молодому «сопернику».
Приблизительно такая же ситуация оформляется, когда женщина, имеющая дочь-подростка, находит нового мужа: вероятность соревнования — пусть совершенно неосознанного — между матерью и дочерью за расположение мужчины всегда будет высокой. Такое соревнование будет порождать конфликты и стрессовые ситуации в семье.
При этом, конечно, ни в коем случае не стоит думать, что события с неизбежностью будут развиваться именно так. Специфика нашего биологического вида еще и в том, что нам постоянно приходится преодолевать природные предрасположенности, склонности и влечения, если их «содержание» почему-либо считается в обществе неприличными или аморальными. Так что преодолеть трудности усыновления-удочерения или жизни в неполной семье можно, и в этом помогает понимание их природы.
Например, неродные родители часто испытывают перед своими приемными детьми чувство вины, потому что они не могут полюбить их «как своих». Таким родителям нужно знать, что, терзаясь угрызениями совести, они направляют энергию своих душевных переживаний не в то русло — «прохладное» отношение к приемным детям сформировано тысячелетиями эволюционного развития. Эволюцию не обманешь, и если не удается полюбить чужого ребенка, то вместо того чтобы предаваться самобичеванию, нужно постараться построить отношения внутри семьи так, чтобы никому хотя бы не было плохо...
(по материалам Discovery)
источник
