«Табу на знание того, кто ты»

Если правда то, что наше глубиннейшее естество божественно, и что мы — подобие творящего начала Вселенной, то каким образом объяснить прочность нашей уверенности в том, что мы — просто существующие в материальном мире физические тела? Какова же тогда природа этого основополагающего неведения относительно нашей подлинной самобытности, той таинственной пелены забвения, которую Аллан Уоттс называл «табу на знание того, кто ты»? Как могло случиться, чтобы бесконечная и вечная духовная сущность сотворила из себя и в себе самой чувствующих существ, которые переживают себя отдельными и от своего истока, и друг от друга? Как могло статься, чтобы все действующие в мировых событиях были окутаны наваждением веры в объективное существование их собственной призрачной действительности?
Самое подходящее объяснение, которое мне довелось услышать от людей, с которыми я работал, говорило, что космическое творящее начало пленяется собственным совершенством. Для того чтобы осуществить наилучшие свои возможности для приключений в сознании, божественная игра должна породить переживаемые действительности, включая, разумеется, и призрачность материального мира.

Чтобы отвечать выполнению задачи, ради которой они созданы, эти действительности должны быть убедительными и правдоподобными во всех своих мельчайших подробностях.
В качестве примера мы можем вспомнить о таких видах художественного творчества, как театр или кино. Порой спектакли и кинофильмы могут быть столь совершенными, что заставляют нас забыть, что события, очевидцами которых мы являемся, призрачны, но мы откликаемся на них, как будто они происходили в действительности. И точно так же актер или актриса могут, на время потеряв свою самотождественность, слиться с героями, которых они изображают.

Мир, в котором мы живем, проявляет множество характеристик, таких как множественность, наличие противоположностей, плотность и вещественность, изменчивость и непостоянство, которые у Безусловного Сознания в его чистом виде отсутствуют. Вот почему оно создает репродукции материальной действительности, наделенные «недостающими» свойствами, выполненные с таким художественным и научным совершенством. На языке кабалы об этом говорится, что «людям надобен Бог, и Богу надобны люди».
Призраки ощутимого мира столь убедительны, что отсоединившиеся единицы Мирового Ума (включая и нас) ошибочно принимают его за действительность. В крайнем выражении своей искусности они на самом деле столь цельны, что представляют себя и в виде атеиста, и в виде истинно верующего, внося доводы не только против своей причастности творению, но и против самого своего существования.

Совершенная призрачность

Одной из главных уловок, помогающих создавать призрак обычной материальной действительности, выступает существование заурядного и безобразного. Если бы мы все
были сияющими бесплотными существами, черпающими свою жизненную энергию непосредственно от солнца и живущими в мире, где все земли выглядят как Гималаи или нетронутые острова Тихого океана, нам было бы очевидно, что мы являемся частью божественной действительности. Точно так же, если бы все строения нашего мира выглядели как райская долина Западу или Шартрский собор и нас окружали скульптуры Микелеанжело, если бы свежий ветерок доносил до нас музыку Бетховена или Баха, то божественная природа нашего мира легко была бы различима.

Но вместо этого у нас есть физические тела со всеми их выделениями, жидкостями, запахами, несовершенствами, патологиями и пищеварительный тракт со всем его отвратительным содержимым. Мы рыгаем, блюем, пускаем газы, какаем и писаем. Само тело человека в конце концов обратится в прах. Все эти неприкрытые факты затемняют и путают наш поиск божественного. Мы обнаруживаем, что, помимо наших собственных тел весь мир загажен. Это свалки, загрязненные городские территории, дурно пахнущие туалеты с непристойными надписями, городские гетто и миллионы притонов. Существование зла и то обстоятельство, что само естество жизни — хищничество, делает подобный поиск для средней личности почти невозможным. А для образованных представителей Запада картина мира, созданная материалистической наукой, — дополнительное серьезное препятствие.
Божественная игра — это не какая-то полностью замкнутая система, ибо она дает своим участникам возможность открыть истинную природу творения, включая их собственное высокое положение в космосе. Однако, чтобы сделать возможность божественного воссоединения еще более маловероятной, все пути, ведущие в этом направлении, преисполнены серьезных трудностей, опасностей и непредвиденных обстоятельств. Любая возможность духовного раскрытия, как правило, сопровождается действием самых разнообразных противоположных сил.

Некоторые из внутрипсихических препятствий на пути к освобождению достаточно трудны и опасны, чтобы отпугнуть не очень храбрых и решительных искателей. К ним относятся встречи с архетипическими силами тьмы, страх смерти и призрак безумия.
Материалистический сциентизм XX столетия высмеивает и объявляет патологией любое духовное усилие, сколь ни было бы оно обоснованным и современным по духу. Влияние, которым пользуется в современном обществе материалистическая наука, чрезвычайно осложняет возможность относиться к мистицизму серьезно, а тем более следовать путем духовного раскрытия.

Технологии священного, выработанные в различных туземных культурах, были отброшены на Западе как плоды магического мышления и примитивные предрассудки дикарей. Отвержение духовного поиска конформистским большинством было затем подкреплено и узаконено злоупотреблением различными мистическими средствами. К примеру, духовные возможности сексуальности, которые находят свое выражение в тантре, были легко извращены сложившимися представлениями о сексе как мощном животном инстинкте. Если ответственно и разумно использовать психоделики, то они могут широко распахнуть врата в надличностное измерение.

Вопрос о добре и зле

Ранее также упоминалось, что одним из «побуждений» к творению, видимо, была «нужда» творящего начала узнать себя, так чтобы «Бог мог узреть Бога» или «лик мог увидеть лик». И если божественное творит, чтобы освоить собственные возможности, то невыражение полного ряда этих возможностей означало бы неполноту самопознания. И если Безусловное Сознание является также верховным художником, испытателем и изыскателем, то богатство творения было бы подточено и испорчено, если бы были бы упущены некоторые значимые альтернативы. Ведь художники не ограничивают свои темы передачей того, что прекрасно, высокоморально и возвышенно. Они изображают любые стороны жизни, которые могут дать интересные образы или обещают захватывающие сюжеты.
Существование теневой стороны творения усиливает его светлые стороны, обеспечивая сопоставление и придавая необычайную яркость и глубину событиям Вселенной. Столкновение между добром и злом во всех сферах и на всех уровнях существования является неисчерпаемым источником вдохновения для захватывающих событий. Один ученик однажды спросил Шри Рамакришну, величайшего индийского провидца, святого и духовного учителя: «Свамиджи, почему в мире есть зло?». Немного подумав, Рамакришна ответил: «Чтобы завязать сюжет».
Зная о характере и размахе существующих в мире страданий, мы могли бы воспринять такой ответ как циничный. Трудно вообразить творящую силу, допускающую страдания миллионов детей, умирающих от голода, безумие войн, происходящих на протяжении всей истории, страдания бессчетных жертв пыток и казней и опустошительные последствия стихийных бедствий, — лишь для того, чтобы «завязать сюжет».
Такой подход к этическим вопросам может вызывать очень сильное беспокойство, несмотря на то, что основывается он на необычайно убедительных личных переживаниях, обретаемых в холотропных состояниях. Практические же трудности становятся очевидными, как только мы пытаемся применить его к нашей повседневной жизни и поведению. Как могло бы показаться на первый взгляд, рассматривание материального мира как виртуальной действительности и уподобление существования человека кинофильму опошляет жизнь и высвечивает всю глубину человеческого ничтожества. Может даже показаться, что подобная точка зрения отвергает серьезность человеческого страдания и воспитывает отношение циничного безразличия, при котором ничто не имеет значения. Сходным образом и признание зла неотъемлемой частью творения, и видение его относительности легко могли бы рассматриваться как оправдание приостановки действия любых этических ограничений и ничем не ограниченного преследования эгоистических целей. А кроме того, все это могло бы выглядеть и как подрыв любой попытки деятельно бороться в мире со злом.
Но здесь мы вновь должны принять во внимание то обстоятельство, что превосходящие озарения относительно добра и зла сопровождаются новым и более глубоким пониманием нашего собственного участия в их творении.
Действительное переживание показывает нам, что осознание пустоты всех видов прекрасно совмещается с подлинной любовью и признанием. Мы также переживаем надличностное отождествление с различными сторонами творения, что ведет к глубокому благоговению перед жизнью и сопереживанию всем чувствующим существам.

Вступление в космический танец

Для многих религий верный способ справится с тяготами жизни — приуменьшить значение земной юдоли и сосредоточить на царствах превосходящего. Для более утонченных и изощренных систем такого рода рай и небеса — это только стадии духовного странствования, а его конечным назначением является размывание границ личности и единение с божественным. Подвизающийся превращается в исконно чистую монаду, незагрязненную биологией, либо на самом деле погашает огонь жизни ради исчезновения в небытии. Однако другие духовные направления, напротив, воспринимают природу и материальный мир как содержание и воплощение божественного.

Холотропная перспектива поднимает некоторые вопросы относительно природы этих религиозных учений. Что можем мы обрести, удаляясь от жизни, уходя от материального уровня в превосходящие действительности? И наоборот, какова же ценность беззаветного принятия мира обыденной действительности? И потом, что это за духовные школы, что определяют цель духовного странствования как растворение границ личности и воссоединение с божественным?

Те люди, кто действительно пережил в своих внутренних изысканиях отождествление с Безусловным Сознанием, понимают, что определение конечной цели духовного странствования как переживания единства с высшим началом сущего ставит серьезные вопросы, потому что единообразное Безусловное Сознание или Пустота представляют собою не только смысл духовного странствования, но также исток и начало творения. В божественном мы обнаруживаем начало, предоставляющее возможность воссоединения разделенного, но также силу, ответственную за распад и разделение изначального единства. Воссоединение с безусловным тогда влечет за собой также переживания исконного единства и изначального разделения как создающих само наше существование.

6. ЭВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ И ВЫЖИВАНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Современный глобальный кризис

Околородовые источники насилия.
Две важные причины делают рождение человека несравнимо более трудным, чем рождение животного: размер и форма человеческого черепа (отражающие беспримерное развитие головного мозга) и строение малого таза, связанное с прямохождением.

Новые догадки относительно природы ненасытной алчности

Психоаналитики приписывают ненасытную потребность людей чего-то достигать, чем-то обладать или становиться чем-то большим, чем они есть в данный момент сублимации более низких влечений. Согласно Фрейду, «то, что выглядит, как ... неустанное побуждение к дальнейшему совершенствованию, может легко быть понято как результат подавления влечений, на котором основывается все самое драгоценное в человеческой цивилизации. Подавленное влечение никогда не перестает стремиться к полному удовлетворению, каковое состояло бы в повторении первоначального переживания удовлетворения. Никаких замещающих или реактивных образований и никакой сублимации не хватит для того, чтобы удалить сохраняющееся вытесненное напряжение влечений» (Freud, 1955).

В более конкретной плоскости Фрейд рассматривал алчность как явление, связанное с нарушениями, возникающими в период кормления грудью. Согласно его представлениям, постоянная неудовлетворенность или перекармливание во время оральной фазы развития полового влечения могут усиливать первоначальную детскую потребность хватать предметы до такой степени, что во взрослом состоянии это в сублимированном виде переносится на самые разные объекты и ситуации. Когда же влечение к приобретению сосредоточено на деньгах, психоаналитики приписывают его задержке на анальной стадии развития либидо. А ненасытная половая потребность считается результатом фиксации на фаллической стадии, да и многие другие неослабные человеческие стремления истолковываются в переводе на язык сублимации подобными фаллическими инстинктивными побуждениями.
Но современные исследования сознания обнаруживают, что подобные толкования чрезвычайно поверхностны и неудовлетворительны. Мы обнаружили, что важные дополнительные источники неодолимого стремления к приобретательству, алчности возникают на околородовом и надличнос-тном уровнях бессознательного.

Надличностные корни ненасытной алчности

  В самом общем смысле глубочайшие надличностные корни ненасытной алчности лучше всего могли бы быть поняты в переложении на язык понятий «Проекта Атман» Кена Уилбера (Wilber, 1980). Уилбер доказывает, что наше истинное естество божественно: Бог, Будда, Брахман, Дао — и что хотя ход творения отделяет и отчуждает нас от нашего истока, осознание нашей изначальной божественности никогда не утрачивается полностью. Глубочайшая побуждающая сила психики на всех уровнях эволюции сознания заключена в возврате к этому переживанию. Однако сдерживающие условия развития человека мешают нам всецело пережить полное освобождение в Боге и в качестве бога.

Действительное превосхождение требует смерти отделенного Я — умирания в качестве исключительного субъекта. Из-за страха уничтожения и цепляния за Я индивиду приходится довольствоваться заменителями или суррогатами Атмана, которые для каждой стадии развития оказываются особыми. Для младенца суррогатом было бы удовлетворение физиологических потребностей, свойственных его возрасту. Для взрослого, помимо пищи и пола, это также деньги, слава, власть, внешность, знания и многое другое. И все же все это время у нас существует глубокое чувство, что нашей настоящей самобытностью является вся полнота космического творения и само творящее начало. И потому заменители любой степени и масштаба (воплощения-проекты Атмана) всегда останутся неудовлетворяющими. Лишь переживание своей божественности в холотропном состоянии сознания может когда-либо исполнить наши глубочайшие потребности. Стало быть, последнее разрешение нашей ненасытной алчности — во внутреннем мире, а не в мирских стремлениях и замыслах любого вида и размаха.

Подходы к эволюции сознания, основывающиеся на переживании

Духовно-психическое возрождение и связь с благоприятными послеродовыми или дородовыми воспоминаниями уменьшает иррациональные влечения и устремления и увеличивает способность наслаждаться повседневными делами, любовью, природой и музыкой и т.п. А переживания космического единения и нашей собственной божественности еще более уменьшают иррациональные побуждения, пробуждая чувство удивления и способность любить, открывают глубокие источники творчества. И что закономерно, глубокое самоосвоение зарождает мистическую вселенскую духовность, основанную на личном переживании.

Эти открытия наводят на мысль, что на каком-то более глубоком уровне индивидуальная психика каждого человека, в конечном счете связана со всем космосом и в некотором смысле соизмерима с ним. Таким образом, современные исследования сознания подтвердили основное положение древнеиндийских Упанишад, что каждый из нас, в конечном счете, тождествен всей полноте сущего и самому творящему началу. Индивид не только тело или Я, но еще и высшее космическое начало (Атман-Брахман).
И основано это на почти клеточном осознании того, что все границы во Вселенной случайны и что каждый из нас тождествен всей ткани сущего. Становится ясно, что мы не можем влиять на природу, одновременно не влияя на самих себя.

Гроф За пределами мозга

Еще более убедителен комментарий Макса Планка из его "Научной автобиографии" (Plank, 1968): "...новая научная истина не убеждает оппонентов, не заставляет их прозреть, побеждает она потому, что ее оппоненты в конце концов умирают и вырастает новое, знакомое с ней поколение".
Еще один философ, чья работа имеет непосредственное отношение к теме - Филипп Франк. В своей ключевой книге "Философия науки" (Frank, 1974)он дает проницательный детальный анализ взаимоотношений между наблюдаемыми фактами и научными теориями. Ему удалось развеять миф о том, что научные теории можно логически выводить из наличных фактов и что они однозначно зависят от наблюдений феноменального мира. Внутренняя логическая истинность евклидовой геометрии или ньютоновской механики вовсе не разрушилась, когда выяснилось, что их применение в физической реальности имеет специфические ограничения. По Франку, все гипотезы по существу спекулятивны. Различие между чисто философской гипотезой и гипотезой научной состоит в том, что последнюю можно проверить. Теперь уже неважно, чтобы научная теория взывала к здравому смыслу (это требование было отвергнуто Галилео Галилеем). Она может быть сколь угодно фантастичной и абсурдной, пока поддается проверке на уровне повседневного опыта. И напротив, прямое утверждение о природе Вселенной, которое нельзя проверить экспериментально, является чисто метафизической спекуляцией, а не научной теорией. Такие утверждения, как "Все существующее по природе материально, и духовного мира нет" или "Сознание есть продукт материи", принадлежат, конечно, к этой категории, независимо от того, насколько самоочевидными они могут показаться носителю здравого смысла или механистически ориентированному ученому.

Наиболее радикально научную методологию в ее современных формах критикует Пол Фейерабенд. В ошеломляющей книге "Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания" (Feyerabend, 1978) он решительно заявляет, что наука не управляется и не может управляться системой жестких, неизменных и абсолютных принципов. В истории немало очевидных примеров тому, что наука является по существу анархическим предприятием. Попрание основных гносеологических правил было не случайным событием - это было необходимо для научного прогресса. Самые успешные научные изыскания никогда не следовали рациональному методу. В истории науки вообще и во время великих революций в частности более решительное применение канонов текущего научного метода не ускоряло бы развитие, а приводило бы к застою. Коперниканская революция и другие коренные разработки в современной науке выжили только потому, что правила благоразумия в прошлом часто нарушались. Так называемое условие соответствия, требующее от новых гипотез согласованности с принятыми ранее, неразумно и непродуктивно. Оно отклоняет гипотезу не из-за несогласия с фактами, а из-за конфликта с господствующей теорией.
В результате, это условие защищает и сохраняет ту теорию, которая древнее, а не ту, которая лучше. Гипотезы, противоречащие хорошо обоснованным теориям, дают нам факты, которые нельзя получить никаким другим путем. Факты и теории связаны более тесно, чем это признает традиционная наука, и до некоторых фактов не добраться иначе, как при помощи альтернатив установившимся теориям.

Нет такой идеи или такой системы мышления, пусть самой древней или явно абсурдной, которая не была бы способна улучшить наше познание. К примеру, древние духовные системы и первобытные мифы кажутся странными и бессмысленными только потому, что их научное содержание либо неизвестно, либо искажено антропологами и филологами, не владеющими простейшими физическими, медицинскими или астрономическими знаниями.

В науке разум не может быть универсальным, а иррациональное никак не исключить полностью. Не существует единственной интересной теории, которая соглашалась бы со всеми фактами в своей области Все методологии, даже самые очевидные, имеют собственные пределы.

Возникающий концептуальный аппарат новой теории вскоре начинает обозначать собственные проблемы и проблемные области. Многие из вопросов, фактов и наблюдений, имеющие смысл только в оставленном уже контексте, неожиданно оказываются глупыми и неуместными: они забываются или отбрасываются. И наоборот, совершенно новые темы проявляются как проблемы чрезвычайной важности.

Легко предположить, что последний серьезный концептуальный переворот произошел в первые десятилетия нашего века, а следующая научная революция произойдет когда-нибудь в отдаленном будущем. Вовсе нет, главная весть этой книги в том, что западная наука приближается к сдвигу парадигмы невиданных размеров, из-за которого изменятся наши понятия о реальности и человеческой природе, который соединит наконец концептуальным мостом древнюю мудрость и современную науку, примирит восточную духовность с западным прагматизмом.

подтвердив большинство древних, туземных и восточных знаний о сознании, эти исследования в то же самое время подорвали некоторые базисные философские допущения механистической науки. Ниже мы еще вернемся к обсуждению того, как эксперименты с психоделиками разбили вдребезги привычное понимание психотерапии, традиционные модели психики, образ человеческой природы и даже фундаментальные верования о природе реальности.

Теоретический вызов из области современных исследований сознания.

Почти все специалисты, изучавшие действие психоделиков, пришли к заключению, что их лучше всего рассматривать как ускорители или катализаторы ментальных процессов. Вместо того, чтобы вызывать типичное медикаментозное состояние, они, видимо, активизируют предшествующие матрицы или потенциалы человеческого ума. Под действием этих препаратов человек переживает не "токсический психоз", по существу никак не связанный с функциями психики в нормальном состоянии, а фантастическое внутреннее путешествие в собственное бессознательное и сверхсознательное. Эти препараты, таким образом, раскрывают и делают доступным непосредственному восприятию широкий диапазон обычно скрытых явлений, относящихся к неотъемлемым способностям человеческого ума и играющим важную роль в нормальной психической деятельности.

Тот, кто изначально видит в материи основу существования, а в разуме - ее производное, способен впервые открыть для себя, что сознание есть независимый принцип в смысле психофизического дуализма, и, в конечном счете, принять его за единственную реальность. В универсальных и всеохватывающих состояниях ума трансцендируется сама дихотомия между существованием и несуществованием; форма и пустота предстают эквивалентными и взаимозаменимыми.

Последней стоящей упоминания характеристикой необычных состояний сознания является трансценденция различия между Эго и элементами внешнего мира или, говоря обобщенно, между частью и целым.
Переживание себя в качестве бесконечно малой частицей вселенной вовсе не кажется несовместимым с ощущением себя в то же самое время любой другой ее частью или же тотальностью всего существующего.
крайностью является полная эмпирическая идентификация с недифференцированным сознанием Универсального Разума или Пустоты и, таким образом, со всей космической сетью и с тотальностью существования. Этот опыт обладает парадоксальным свойством: он бессодержателен и одновременно всесодержателен; ничто не существует в нем в конкретной форме, но, в то же время, все существующее кажется представленным или предстает в потенциальной, зародышевой форме.
процесс смерти и нового рождения связан, как правило, с открытием внутренних духовных областей в человеческом сознании, независимых от расового, культурного и образовательного фона.
Многие из принимавших ЛСД независимо друг от друга сообщали о своих интуитивных догадках, что сознание не является продуктом центральной нервной системы и что оно как таковое присуще не только людям и высшим позвоночным. Они видели в этом первостепенную характеристику существования, которую нельзя свести к чему-то еще или откуда-то еще извлечь.

Трансперсональный опыт иногда включает события из микрокосма и
макрокосма, из областей, недостижимых непосредственно человеческими органами чувств, или из периодов - исторически предшествовавших появлению Солнечной системы, Земли, живых организмов, нервной системы и ида Homo sapiens. Эти переживания ясно указывают, что каким-то необъяснимым пока образом каждый из нас имеет информацию обо всей Вселенной, обо всем существующем, каждый имеет потенциальный эмпирический доступ ко всем ее частям и в некотором смысле является одновременно всей космической сетью и бесконечно малой ее частью, отдельной и незначительной биологической сущностью.

Наиболее общие и обычные переживания этого типа включают в себя отождествление с космическим сознанием, Вселенским Разумом или с Пустотой. В таком трансперсональном опыте можно получить точную информацию о различных, ранее неизвестных аспектах Вселенной, что само по себе требует фундаментального пересмотра наших понятий о природе реальности, о взаимоотношении сознания и материи. Столь же мощный вызов несет в себе открытие архетипических и мифологических областей и сущностей, которые обладают, по-видимому, собственным существованием и не могут быть объяснены как производные материального мира.

Бывало, что в жизни людей, которые на сеансах ЛСД-терапии приблизились к переживаниям смерти Эго, начинали нарастать различные опасные события и обстоятельства. И наоборот, они рассеивались почти магически, как только этот процесс завершался. Можно подумать, что эти люди должны по каким-то причинам пройти опыт полного уничтожения, но у них есть выбор сделать это на символическом плане, во внутреннем мире, или же столкнуться с этим в реальности.
Повторное проживание и разрешение подобных кармических воспоминаний чаще всего ассоциируется у ЛСД-пациента с глубоким облегчением, освобождением от тягостных "кармических завязок", всепоглощающим блаженством и завершенностью.

Те, кто завершает процесс смерти-возрождения, подключаются к истинным духовным источникам и понимают, что корнями механистического и материалистического мировоззрения является страх - страх перед рождением и страх перед смертью.
Вслед за смертью Эго обычно значительно возрастает способность радоваться жизни. Прошлое и будущее представляются относительно менее важными, чем настоящий момент, и волнение от самого процесса жизни заменяет принужденную погоню за достижением целей. Человек начинает воспринимать мир как паттерны энергии, а не как твердую материю, и его границы с остальным миром становятся более подвижными.

Если твердо придерживаться старой медицинской модели, по которой для памяти необходим материальный субстрат, то ядро отдельной клетки (сперматозоида или яйцеклетки) должно содержать не только информацию об анатомии, психологии и биохимии тела, конституциональных факторах, наследственной предрасположенности к болезням и родительских характеристиках (т. е. обо всем, что перечислено в медицинских учебниках), но также комплексные воспоминания из жизни наших человеческих и животных предков вместе с детальными данными обо всех культурах мира. Так как в переживаниях под действием ЛСД присутствует сознание растений и неорганической материи, вплоть до ее молекулярной, атомной и субатомной структур, а также космогенетические события и геологическая история, приходится в конечном счете заключить, что вся вселенная каким-то образом закодирована в сперматозоиде и яйцеклетке. В этом пункте мистические альтернативы механистическому мировоззрению выглядят гораздо более приемлемыми и разумными. В то же время разнообразные трансперсональные переживания будут, вероятно, подтачивать веру в принудительность линейного времени и трехмерность пространства, предлагая большое число эмпирических альтернатив.

Тенденция материи к дезинтеграции имеет результатом не только игру энергетических паттернов, но и космический вакуум. Форма и пустота становятся связанными и, в конечном итоге, взаимозаменимыми понятиями. После того, как индивид столкнулся с какой-то значительной областью трансперсонального опыта, ньютоно-картезианское мировоззрение становится несостоятельным в качестве серьезной философской концепции и воспринимается как прагматически полезная, но упрощенная, поверхностная и произвольная система организации повседневного опыта. Хотя практическое мышление отдельного человека в его обыденной жизни все еще определяется терминами твердой материи, трехмерного пространства, времени, направленного в одну сторону, и линейной причинности, философское понимание существования становится уже значительно более сложным и искушенным, оно приближается к образцам, открытым великими мистическими традициями мира. Вселенная предстает бесконечной сетью путешествий в сознании, а думающий индивид выходит за границы дихотомии испытывающего и испытываемого, формы и пустоты, времени и безвременья, детерминизма и свободной воли, существования и несуществования.