* * *
Печаль моя, седая осень,
Моя звенящая тоска!..
Как будто в сердце места просят
Давно прошедшие века.
И сердцу надо потесниться.
Вот почему средь темноты
Дрожат, как слезы на ресницах,
Позолоченые листы.
И тишина стоит такая,—
Что слышно, как вплывает дым,
И лес беззвучный истекает
Дрожащим золотом своим...
* * *
Я знаю Бога точно так,
Как лес—свой затаенный мрак.
Как ветка ведает свой путь
И знает, как и где свернуть.
Я знаю Бога, как зерно —
Тот плод, которым рождено,
И так, как знает зрелый плод
Зерно, что в глубине несет.
Я знаю Бога, как свою
Любовь, которую даю
И вновь вбираю грудью всей
От света, ветра и дождей.
И Боже мой, как мне смешны
Все знания со стороны.
* * *
Угасает день осенний.
Отдал все поблекший лес.
Остается лишь смиренье—
Самый высший дар небес.
Этот тусклый час дороже
Всех былых сверканий дня.
Ниспошли смиренья, Боже!
Утиши, Господь, меня...
* * *
Я в лесу имею право
Жить, как сосны и как травы,
Жить без всех людских забот.
Так, как Дерево живет.
Я в лесу имею силу
Жить, как дуб ширококрылый,
Разметав во все края
То, что прежде было «я».
Я-не я, но только кто же?
Ты один ответишь, Боже.
Тише трав и неба тише
Скажешь Ты, а я услышу...
* * *
Тусклый свет. Пространство немо.
Лист недвижен. Ветер стих.
Зреет жизнь. И зреет тема.
Зреет дух. И зреет стих.
Тишина вплывает в душу,
Проливается за край,
Господи, не дай нарушить!
Помешать Тебе не дай!;
I
Как бы совсем утрачен вес,
Душа моя взлететь готова,
Преобразившись, точно лес
Под белым снеговым покровом.
Он так неимоверно бел.
Мой лес в небесной легкой сетке,
Как будто ангел вдруг задел
Крылом склонившиеся ветки.
И вот стоит, едва дыша.
На целый век продлив мгновенье,
Моя нетленная душа
В своем белейшем облаченьи.
II
Душа нетленная моя
До прегрешенья, до изгнанья...
Мне о тебе напоминанье
Пришло из глубей бытия.
О той прозрачности небес
сотворенья, до начала...
Стоит завороженный лес
Под белоснежным покрывалом.
Стоит и на виду у всех
Раскрыл небесные селенья.
Стоит, перечеркнув мой грех,
Стоит, как весть о всепрощеньи.
III
В рай вернуться каждый может.
Век не кончен, день не прожит.
Надо только, чтобы белым
Снегом край лесной одело,
Чтоб узор стволов и веток
Стал бы кружевом из света.
Чтобы ангелы сплели
Кружевной покров земли,
И душа под тем покровом
Стала легкою и новой
И нечаянно нашла
Два потерянных крыла.
* * *
Мир запасы растратил
Всех немереных сил,
Но по-прежнему дятел
Сук упрямо долбил.
Нет мгновения тише...
Мягко падает снег—
Только это б и слышать
Весь оставшийся век.
Все сохранно в природе.
Бог по-прежнему жив.
И до мертвых доходит
К воскресенью призыв.
* * *
Деревья-столпники. Они
Стоят все ночи и все дни.
Тысячелетие подряд
Деревья Богу предстоят.
Я с вами, тихие мои,
В безмолвном полнобытии.
О, только бы ревущий вал
Меня от вас не оторвал!
И всё. Для сердца моего
Не нужно больше ничего.
Ток жизни входит в грудь мою,
А я-лишь Богу предстою.
* * *
Неслышный снег, деревья пороша,
На землю лег.
Вопросов нет. Есть только лишь Душа
И Бог.
Родимый лес стоит передо мной.
Тих. Сед.
Вопросов нет. Есть только лишь сплошной
Ответ.
Глубокий вздох. Поток беззвучных слез
Из глаз.
Не верь тому, кто задает вопрос
В сей час.
* * *
Снег идет. Тишина.
Тишиной полон дом.
Бог в проеме окна.
Бог идет за окном.
Бог склонен над тобой,
Точно ветка в снегу.
Бог в груди, как прибой
На морском берегу.
* * *
То, из чего я создана,-
Лесного запаха волна,
Разлив вселенской тишины,
Кончающийся у сосны.
И этот все связавший свет...
Поймите, в мире смерти нет,
Покуда есть в краю лесном
То, из чего мы восстаем.
* * *
Тропинка ныряет туда,
Где нет никакого следа,
Ничей не впечатался шаг,
В подсвеченный золотом мрак.
Тропинка, куда ты бежишь?
В такую великую тишь,
В такую недвижную гладь,
Где нечего больше сказать.
И жизнь, точно омут без дна,
Склонившимся небом полна.
* * *
В самого себя дорога—
Это тайный путь до Бога
Через поле, через лес,
Прямо до седьмых небес.
Хорошо на вольной воле
В ясном небе, в чистом поле.
Свет указывает путь,
И с него нельзя свернуть.
* * *
И вдруг окажется весной.
Что все прошедшее-со мной.
Жизнь, точно полая вода,
Не утекает никуда,
А встала мира посреди
Здесь в переполненной груди.
* * *
Деревья
Здесь нету посредников. Все-напрямую.
Ни лишнего жеста, ни жалобы всуе,
Ни лишних движений, ни мысли тревожной, -
Лишь то, без чего обойтись невозможно.
И нету ответов, хоть спросится строго,
И нет толмача между ними и Богом,
Меж ними и небом, меж ними и светом.
Меж ними и сердцем посредников нету.
* * *
Есть право на безмолвие. Есть право
На полную, как небо, тишину.
Святое право сосен величавых
И Бога, сотворившего сосну.
Есть Тот, который и во тьме нам светит.
Но Он не утирает наших слез.
О, дай мне право вовсе не ответить,
Иль миром вам ответить на вопрос.
* * *
Господи, как тихо.
Тишина Твоя —
Точно тайный выход
Из небытия.
Шорох старых листьев,
Веток разговор...
Точно Ты расчистил
Для себя простор,
Точно кладезь силы
Спрятан в глубине.
Я себя отмыла
До Тебя на дне.
* * *
Вот и встал мой затаенный,
Мой высокий, мой зеленый,
В потайных своих берлогах,
В темноте хранящей Бога.
Хвойный шорох, выкрик птичий
И спокойное величье
Над рекой тоски и плача—
Ибо знает, что он прячет.
* * *
Прийти в себя, прийти туда,
Где стынет тихая вода
И где никто и никогда
Еше не шел против Творца,
И жизнь не ведала конца.
* * *
И вновь я слышу хвойный шум,
И вновь впервые в жизни знаю
О том, что не вмешает ум,
Пред чем смолкает мысль земная.
Как будто ангел, свет струя.
Крылом размером с мирозданье
Смахнул все то, что знала я,
И внутрь вдохнул иное знанье.
И в грудь раскрытую мою
Влетел сквозняк ширококрылый.
С каким блаженством отдаю
Все, что за жизнь душа скопила!
И болевой последний след
Истаивает в птичьем пенье.
Послушайте – меня ведь нет.
И – я есмь жизнь и воскресенье.
* * *
Я сейчас в себя вдохну
Бесконечности волну,
Что пришла, чтобы смахнуть
Боль и тяжесть, сор и муть.
Свежий утренний мороз.
Нити тоненьких берез...
Я сейчас пойму опять.
Что могу лишь лепетать
О Тебе, что-ни словца
У творенья про Творца.
* * *
Почти осенний ясный вечер
Крыла широкие простер.
Ни ветерка. Замолкли речи,
И чуть потрескивал костер.
И было непонятно, где я,—
Сосна и ель и дуб вокруг.
Но был сейчас всего важнее
Вот этот еле слышный звук
Трескучих вспыхнувших поленьев.
И где-то возле самых ног,
Между мгновеньем и мгновеньем.
Сквозь щели мира глянул Бог.
Он был тишизн последних тише.
Он был—на все мольбы ответ.
Он был вот тем, который дышит,
Когда дыханья больше нет.
* * *
Открыв глаза, проснувшись утром рано
И подойдя к моей родной сосне,
Я выхожу на берег океана
И омываюсь в мировой волне.
Передо мною—вековые ели
Да ветки лип, укутанных в туман,
Но в них валы вселенские запели
И загудел всемирный океан.
И что такое верить иль не верить?
Со мною зренье, обонянье, слух.
Я выхожу на океанский берег
И внутрь вдыхаю океанский дух.
О трепет волн в листочке самом малом!
Что он сегодня сделает со мной?
Обдаст ли вдруг своим гигантским шквалом
Иль наградит вселенской тишиной?
И вот коснутся плеч твои ладони,
Приблизятся глаза твои и рот.
И сердце в сердце медленно потонет
И океан по жилам потечет.
* * *
Серый день. Тихий дом.
Мелкий дождь за окном.
Лес вплывает в окно постепенно.
Нарастает покой,
В день ненастный такой
Дом становится центром вселенной.
Ветка бьется в стекло.
Но созрело тепло.
Точно плод. Тяжела сердцевина.
Унимается дрожь.
И тогда узнаешь,
Сколько весят немые глубины
* * *
Как ароматно, звонко, густо,
Как дышится в лесной глуши!
Жизнь есть проснувшееся чувство
Бездонности своей души.
То всеохватное молчанье,
Когда весь мир в себе несу,
Когда внутри-как в океане
Или в неведомом лесу.
* * *
Костра чуть слышное дрожанье
И отсвет, легший на сосну
Аккомпанируют молчанью
И продлевают тишину.
И от нее ложатся тени.
Мир исчезает. Что же, пусть.
Лишь только в миг исчезновенья
Я всемогущей становлюсь.
* * *
Когда дышать на свете нечем,
Почти сомкнулось дней кольцо,
Мне открывает бесконечность
Свое безмолвное лицо.
И долго волны океана
Иль дождь, шуршаший по листку,
Мои зализывают раны.
Как мать незрячему щенку.
А над костром колечки дыма...
Благоуханная струя...
На что мне вся неисчислимость?
На что нужна всей бездне я?
И как ни множь на числа числа,
Есть точный и простой ответ:
В ней без меня не будет смысла,
А без нее мне жизни нет.
* * *
Когда дрожит на солнце капля,
Мир раскрывается до дна.
Непостижимо и внезапно
Душа навылет пронзена.
И уместившись в грань алмаза,
Зажглись мгновенно все солнца,
Великим хором вмиг и сразу
Восславив своего Творца.
О, закипевший вал оваций!
Ему сейчас предела нет.
И сердце может разорваться
И превратиться в чистый свет.
* * *
А рядом—лес. Здесь, у террасы,
У полукруглого окна —
Бездонность замершего часа,
Недвижной мысли глубина.
Незыблемость миропорядка—
Зеркальность. И в тени ветвей
Живет такая же загадка.
Как и внутри души моей.
Все та же тьма слоистой глуби
И тайных линий переплет.
Кто разгадает, тот полюбит,
А кто полюбит, тот войдет...
* * *
Дело мое—этот рост неизменный.
Дело мое —становленье Вселенной.
Дело мое-нисхождение снега,
Дело мое—бесконечная нега
В мартовском солнце сияющих веток.
Дело мое—созидание света,—
Пальцы лучей, во всю даль распростертых.
Дело мое— воскрешение мертвых.
Мир наш безрадостный, мир неумелый,
Не отвлекай мою душу от Дела.
* * *
Я тороплюсь. Наверно, легче
Леса рубить, чем поспевать
За всем, что ангелы нашепчут,
За всем, что Бог решил сказать.
Наверно, проще пни ворочать,
Чем быть у Бога толмачом.
Ну да, я только переводчик.
Не я творю, я не при чем.
Я не владею ни единым
Движеньем. На века вперед
Раба немая Господина,
Который душу мне дает.
Да, я раба Твоя, не боле.
Но выбившись вконец из сил,
Я одного боюсь: на волю
Чтоб Ты меня не отпустил.;
* * *
Здесь тайна есть, но тайну эту
Постиг открывший клюв птенец.
О, знанье птиц, стволов и веток!
О, тайноведенье сердец!
Чащоба темная лесная
И внутрь нее входящий свет...
Здесь те, кто в самом деле знают.
Здесь ни одной придумки нет.
Нет истин, навсегда готовых,
И как стрела прямых дорог.
Но каждый листик—это Слово,
А Слово в самом деле—Бог.
