Убеждение достигает уровня веры, когда мотивирует жизнь и формирует образ жизни. Признание учения истинным – это не вера, но всего лишь убеждение. Не являются верой ни уверенность, ни убежденность. Состояние разума достигает уровней веры только тогда, когда оказывает решающее влияние на образ жизни. Вера – это живая, отличительная черта подлинного личного религиозного опыта. Человек принимает истину, восхищается красотой и почитает добродетель, но он не поклоняется им; такое присущее спасительной вере отношение сосредоточено на одном только Боге, который есть олицетворение всего этого и бесконечно большее.

Горе вам, кто притворяется, давая клятву! Обманщики вы, ибо учите, что можно поклясться храмом и нарушить клятву, но если кто клянется золотом храма, то должен сдержать клятву. Вы глупы и слепы. Вы непоследовательны даже в своей нечестности, ибо что больше: золото или храм, который, как считают, освятил золото? Вы также учите, что если кто поклянется алтарем, то это неважно; если же кто поклянется даром, который на нем, то должен исполнять обещанное. И вновь вы слепы к истине, ибо что больше: дар или алтарь, освящающий дар? Как можете вы оправдать такое лицемерие и обман в глазах Бога небесного?

Иисус.

...если мы говорим о прогрессе свободно-волевых существ, человека на пример, то конечно желание - точнее воля, - является движителем такого прогресса.

Если ты говоришь о эволюции животного мира, то там классическая адаптация - выживает наиболее приспособленный

Безрассудство Люцифера заключалось в попытке осуществить невыполнимое – пренебречь временем в эмпирической вселенной. Преступление Люцифера состояло в попытке лишить каждую личность Сатании ее права созидания, в скрытом ограничении личного и добровольного участия создания в длительной эволюционной борьбе за достижение статуса света и жизни как индивидуально, так и коллективно. Своим поступком этот бывший Властелин вашей системы противопоставил временную цель своей собственной воли вечной цели воли Бога, раскрываемой в наделении свободной волей всех личностных созданий. Таким образом, восстание Люцифера грозило стать наивысшим посягательством на свободу выбора восходителей и служителей системы Сатания, грозило навсегда лишить каждого из них волнующего опыта привнесения чего-то личного и неповторимого в медленно воздвигаемый монумент эмпирической мудрости, которым когда-нибудь станет усовершенствованная система Сатания. Так и манифест Люцифера, рядящийся в одежды свободы, в ясном свете разума оказывается колоссальным посягательством на личную свободу, причем в таких масштабах, в которых это происходило лишь дважды за всю историю Небадона.