Но вернемся к нашим пращурам.
Та же мозговитость позволила оценить по достоинству и последовавшую за этим блокировку гена шерстистости.
Эта же мозговитость, вкупе с этой блокировкой, поста-вила обезьяну на задние руки, освободив передние для тру-да, который, в конце концов, и сделал из нее человека.
Каким образом?

Не так давно палеонтологи почти вплотную приблизи-лись к открытию того самого «недостающего звена», свя-зующего нашего последнего четверорукого предка с нашим прямоходящим, двуногим прапращуром.
Мы имеем в виду гоминида, жившего 4,5 миллиона лет назад на территории нынешней Эфиопии, в окрестностях ре-ки Мидоу Ауаш, окаменевшие кости которого были найдены в местности, называемой Арамис.
Согласно традиции, открывшие его ученые назвали его Ардипитекус Арамидус, а между собой ласково называют его просто: «Арди».

Найденные останки, по церковной терминологии - «мощи», позволили восстановить не только полный скелет, но, при помощи анатомии и современной анимационной технологии, даже внешний вид и технику передвижения Ар-ди.

Еще с того момента, когда Дарвин объявил о том, что человек произошел от обезьяньего предка, и до наших с ва-ми дней, в мире не утихает полемика: как и почему наш пре-док избрал такой оригинальный способ передвижения?

В мире больше нет ни одного прямоходящего двуного-го млекопитающего, кроме человека!
Кенгуру и тушканчики – не в счет, они не «ходят», а прыгают на двух ногах, и без хвоста они не могли бы делать даже этого.
Именно такой, крайне неустойчивый способ передви-жения и определил наше отличие от всего животного мира, но именно благодаря ему, вероятно, мы и стали теми, кем стали.

Но почему, что именно заставило нашего предка, раз и навсегда, подняться на задние руки и больше никогда не опускаться на четвереньки?
Кроме случаев, когда мы теряем человеческий облик…

На деревьях на двух ногах не походишь, тем более, не попрыгаешь.
В том, что там приходится использовать все четыре ко-нечности, и постоянно тосковать, что нет еще и пятой, мо-жет убедиться каждый.
Попробуйте залезть!
Значит, к прямохождению наш предок перешел, только спустившись с дерева на землю.
Причем – навсегда.

В связи с этим очень долго превалировала версия, что наш предок был вынужден перейти на «земное» существо-вание в связи с исчезновением деревьев, из-за изменения климата, когда вместо лесов он оказался в открытой саванне.
Именно в саванне, якобы, ему пришлось подняться на задние руки, чтобы выглядывать из-за высокой травы, имен-но здесь ему пришлось вставать на задние руки, чтобы ка-заться выше и больше, обороняясь от противников.
И, для вящей убедительности, брать в передние руки палку…
Именно здесь ему пришлось начать охотиться на мел-ких, а потом и на крупных животных, потому что не стало деревьев, на которых растут ананасы, бананы и прочие грейпфруты.
И он бегал за своей добычей на задних руках, а перед-ними размахивал той самой палкой…

(Для особо въедливых, или не в курсе читателей, пояс-ним, что ни ананасы, ни бананы на деревьях не растут. И то и другое – трава. И мы это знаем.
Теперь это знаете и вы.
А грейпфруты - это гибриды, выведенные уже совре-менным хомо сапиенсом сапиенсом не так давно.
Но принципиального значения для нашего рассуждения это не имеет, не так ли?)

Эта версия не лишена логики, но весьма уязвима для критики.
Посмотрите, как ловки и стремительны обезьяны на деревьях!
Посмотрите, как стремительны и воинственны павианы даже на земле, но – на всех четырех руках!
Они могут дать отпор даже своим страшным врагам – гиенам!
Хотя, павианы, в мире обезьян – скорее, травоядные собаки на четырех руках…

А посмотрите, как неуклюжи и беспомощны шимпанзе, ковыляющие на двух задних руках!
И даже какой легкой добычей для хищников до сих пор являемся мы с вами, уже, вроде бы, неплохо освоившие прямохождение, спустя столько миллионов лет эволюции!

И посудите сами, какой легкой добычей могли быть наши предки, впервые вставшие  на задние руки?
Особенно ночью, когда негде укрыться…
Если не стало деревьев!

Почему-то не перешел к прямохождению и ни один другой вид обезьян.
Ведь они тоже остались без деревьев!
Так что, мы с этой версией не согласны категорически.

Но вернемся к нашим предкам.
С отступлением лесов наш обезьяний предок, скорее всего, должен был бы просто отступать вслед за ними, как это сделали остальные обезьяны.
Либо погибнуть.

В мире нет ни одного вида обезьян, живущих на откры-той местности.
В то же время, именно – из-за постепенного исчезнове-ния лесов, эти приматы, повсеместно – на пороге вымира-ния…

А вот гоминиды – расплодились неимоверно!
В том числе и там, где нет вообще никаких лесов, и не может быть даже в принципе!
Почему?

Несомненно, необходимость выживать - серьезный стимул для адаптации в изменившихся условиях.
Но, вряд ли это – тот самый случай.
В этом-то, как раз, и состоит самая загадочная загадка нашей эволюции: как же мы перешли к прямохождению?

Прямохождение – несомненно, адаптация к чему-то, сильнейший стимул и ответ на нечто, резко изменившее судьбы не только нашего вида, но и всего живого на Земле.
Адаптация – к чему?

Своим появлением Арди нанес сокрушительный удар по приведенной устоявшейся версии, просто-напросто – но-каутировал ее.
Потому что он жил - в лесу!!
Он имел хватательные ступни, с отстоящим большим пальцем, позволяющим легко лазить по деревьям.
Но он был – прямоходящим!

Больше того, у него был еще один признак, еще на шаг отдаляющий его от животного и еще на шаг приближающий его к человеку.
Он имел маленькие, почти человеческие клыки!
Почему?

Самцы всех видов приматов имели в древности, имеют и сейчас довольно внушительных размеров клыки, хотя не являются хищниками!
Всех видов приматов, кроме человека.
Почему?

Самцы подавляющего большинства копытных облада-ют роскошными, а подчас, и устрашающими рогами.
Вот именно: устрашающими!
Потому что, эти рога – не орудие убийства, а турнир-ное оружие.
И применяется, по большей части, для схваток с сопер-никами за возможность продолжения рода.

Как известно, у приматов рога не растут, за исключе-нием случаев, когда им их наставляют.
Турнирным оружием у них являются клыки.

Самками завладевал самый брутальный, самый агрес-сивный самец с самыми устрашающими клыками.
Для этого, чаще всего, ему было достаточно продемон-стрировать свое оружие, оскалив зубы, даже не доводя его до дела.
(Именно поэтому, общаясь с обезьянами, не вздумайте улыбаться им! Да и с незнакомыми собаками не советуем обнажать зубы. Можете схлопотать по полной программе!)

При равных условиях, исход решался схваткой.
Оно понятно: для выживания в жестокой, не знающей жалости природной среде должен выживать самый сильный и самый жизнеспособный.
Он и отбирался природой «на семена».

Как же удалось выжить Арди?
С его крайне неуклюжей манерой передвижения и без главного атрибута доминирующего продолжателя рода?
И не только выжить, а еще эволюционировать до нас с вами?

Видимо, в обществе Арди произошла переоценка цен-ностей.
Какая?

Итак, ген мозговитости раздвинул черепушку, и жен-щинам пришлось рожать совершенно беспомощных, лысых, недоношенных детишек.
Пока у него еще не очень большая голова.
Пришлось спуститься на землю, носить их в передних руках и ходить на двух задних.
Труднее стало и с кормежкой, женщина еще больше попала в зависимость от добычливости и альтруизма своего партнера.

Но тот же ген мозговитости позволил ее же сообрази-тельному партнеру догадаться, как, не оскаливая зубы и не рискуя получить трепку, получить женщину для постоянно-го пользования.

Еще быстрее оценили это мозговитые женщины и чаще были более благосклонны к тем, кто платит, а не ограничи-вается демонстрацией брутальности.
И освоили самую древнейшую в мире профессию.
А платили-то лучше, кто?
Более мозговитые, а потому - более добычливые!

Видимо, в это самое время гаремный уклад стаи, с до-минирующим самцом, постепенно стал заменяться на моно-гамный.
Началась закладка основ семейного уклада.

В результате, ген мозговитости получил преимущество над геном брутальности и стал стремительно закрепляться.
И продолжал раздвигать черепушку.
Женщинам пришлось рожать все более недоношенных детей и все дольше носить их на руках, пока они смогут на-чать передвигаться самостоятельно…
И все дольше ходить на задних руках, и все реже зале-зать на деревья.

Подключился, вернее, отключился и ген шерстистости, поскольку и дети рождались лысые, и необходимость в шер-сти отпала.

Лысые мозговитые стали узнавать друг друга издали и постепенно образовали особую касту, а потом, так же посте-пенно, выделились в особый вид.
Возможно, даже, и от того, что стали изгоями, как мы предположили выше.

Кончилось тем, что женщины вообще перестали лазить на деревья.
Когда лазить-то? Если не успеваешь поставить на ноги одного, следом рождается следующий!
Постепенно от этого отучились и мужики.

То, что женщины много раньше мужчин перестали быть обезьянами – несомненно.
Даже сейчас, даже взрослых мужиков, нет-нет, да и тя-нет взобраться на какую-нибудь лесину.
А попробуйте загнать на дерево даже даму юного воз-раста?!

Да и шерсть они потеряли значительно раньше мужи-ков. Среди последних и сейчас попадаются довольно воло-сатые экземпляры.
Но кто хоть раз видел даму с волосатым декольте?

Так что, не мужики первыми освоили прямохождение, чтобы приносить своим любимым бананы, а женщины.
И только уже потом поставили на ноги мужиков, чтобы заставить их это делать!

Затем мозговитые мужики сообразили, что животная пища гораздо компактнее и на дольше хватает, чем охапки бананов.
И стали ловить то, что бегает, а не искать то, что стоит на месте.
А иногда - даже отбирать добычу у более удачливых, профессиональных, но одиночных охотников, например, у гепардов.
Для этого они сообразили, что коллективно охотиться – выгоднее.
Шубки-то свои они уже поснимали, а вот побегав за антилопами, научились и потеть.
И постепенно освоили вторую древнейшую профес-сию.

Именно для этого им, как раз, позарез и пригодилось прямохождение.
Потому что, не имея ни когтей, ни клыков, пришлось брать в руки оружие.
То есть, ту самую, пресловутую палку!

Больше того, эта настоятельная необходимость заботы о своих близких развила в человеке, этой лысой, без клыков и когтей, ледащей и невзрачной твари, чувство локтя, аль-труизма и коллективизма.
Именно это позволило коллективистам-гоминидам расплодиться и распространиться по всей Земле.
В противоположность приматам, теперь так и выми-рающими эгоистами-индивидуалистами.

Далее, для оценки этой среды понадобились какие-то датчики, а для адекватного реагирования на показания этих датчиков, понадобилось какое-то «счетно-решающее» уст-ройство.
Естественно, все это было примитивно, точно так же, как был примитивен грозоотметчик Попова, по принципу: есть сигнал - нет сигнала.

С одним отличием: наличием «оперативной памяти».
То есть, срабатыванием не на все поступающие сигна-лы, а только на «полезные» или «вредные».
И это был первый шаг к созданию мозга.

Понадобилось и какое-то исполнительное устройство, тоже еще примитивное, не механическое, а на принципе электрохимического обмена.

Но это еще не был организм.
А вот на следующем этапе, какая-то успешная и более продвинутая молекула захватила и удержала в своей обо-лочке какую-то другую, менее продвинутую живую молеку-лу.
Но не для «съедения», потому что это приобретение, по какой-то причине, оказалось полезным для них обеих.
Возможно, для облегчения процесса «переваривания» другой съеденной пищи?
Например, как катализатор, как нерасходный и не ис-пользуемый для непосредственного самовоспроизводства материал.
Скорее, инструмент.

Первый устойчивый симбиоз двух живых молекул внутри одной, общей оболочки, открыл новую эпоху – воз-никновение живых организмов.
И все дальнейшее развитие живой материи, от этих простейших живых органических молекул вплоть до слож-нейших по своему устройству животных – это саморазвитие, эволюция первоначальных органов управления.
И – ничто другое!

А все эти живые организмы, со всеми их причиндалами – всего лишь защитные оболочки, средства выживания, средства размножения и распространения.
И необходимы лишь для обеспечения эволюции своих органов управления единственным, доступным природе спо-собом - методом проб и ошибок.
И все многообразие живых организмов в прошлом, на-стоящем и в будущем – всего лишь издержки этого метода «тыка».
И прямое свидетельство не управляемости этого про-цесса эволюции органов управления со стороны.

Каждая версия органа управления развивала собствен-ный живой организм автономно, развивая у него какие-то, присущие ему особенности, обеспечивающие ему возмож-ность выживания в условиях его существования.
И сходила со сцены, если не могла к ним приспосо-биться.

В каком-то организме этими качествами были размеры или сила, в каких-то - ловкость или агрессивность, умение плести паутину или наличие яда в зубах.
Всего не перечесть.
В каждом организме свой орган управления совершен-ствовал свою «оболочку», свою «машину» для собственного выживания и распространения.

Первоначальные органы управления были еще доволь-но примитивны, неустойчивы к внешним воздействиям и ошибкам собственного производства.
И потому весьма подвержены мутациям.

Подавляющее большинство мутаций было вредно для них, но «полезные» изменения способствовали совершенст-вованию организмов в их приспособлении к окружающей среде и успешному освоению все новых жизненных ниш.
А таковых ниш было, на первых порах зарождения биосферы, не так много.
И жизненных ресурсов – тоже.

Развитие и размножение первичных организмов было весьма неспешным, в отличие от невероятно буйного в своей стремительности нынешнего совершенства.
Дефицит материала для постройки все новых организ-мов, сдерживал не только размножение и распространение жизни.
Но и саму возможность ее совершенствования!

И жизнь очень долгое время после своего возникнове-ния оставалась на очень примитивном уровне.

Блестящий, наглядный пример этому процессу нам да-ют дальневосточные лососи.
Ежегодно реки и речушки там закипают от рыбы, иду-щей в их верховья.
Рыба идет плотной массой, преодолевая быстрое тече-ние, пороги, перекаты и водопады.
И массу любителей поживиться на халяву.

В это время она ничего не ест, но все ее силы и устрем-ления подчинены одному: добраться до места, где она сама когда-то появилась на свет, и дать жизнь своему потомству.
Добраться удается немногим.

А у тех, кому повезло, и у кого достало сил добраться и отметать икру, для дальнейшей жизни сил уже не остается.
Не остается даже самой возможности для дальнейшей жизни.
Уже во время пути их организм перестраивается и уро-дуется так, что рыбы уже не могут есть, даже, если бы захо-тели!
И они, одна за другой, умирают.
И становятся пищей для других организмов, в том чис-ле, для рачков, водяных блох и прочей мелкой живности.

Так что, вся эта эпопея – только для того, чтобы обес-печить питанием их собственное поколение!
Это поколение, появившееся из только что отложенной икры, скатываясь обратно в океан, по пути будет питаться этими рачками и блохами, съевших останки их предков.
И расти, фактически, на материале, оставшемся от пре-дыдущего поколения.
В том числе от тех, кто не дошел до места, у кого не хватило сил, чтобы дать жизнь собственному потомству.
Они погибли, но своей смертью обеспечили возмож-ность продолжения жизни своей популяции!

Новое потомство уйдет в океанские просторы и будет нагуливать и аккумулировать в себе строительный материал для очередного потомства.
Через четыре-пять лет оно вернется и повторит судьбу своих предков, чтобы потом их собственное потомство смог-ло повторить их собственную судьбу.
Но это – далеко еще не все!

Реки выносят в океан огромное количество минераль-ных веществ, в том числе и необходимых для живых орга-низмов.
Фишка в том, что приличная часть этих веществ воз-вращается обратно с рыбой.
Хотя на собственное потомство из этого придется лишь незначительная доля.

Мы не зря упомянули про массу любителей поживить-ся на халяву!
Немалая часть принесенного рыбой жизненного мате-риала будет выловлена и съедена другой фауной – теми же медведями  и птицами.
И будет разнесена по окрестностям и даст пищу для флоры.
А та, в свою очередь, передаст эстафету дальше.
Немалая часть будет вынесена обратно в океан и тоже станет пищей для кого-то, кто станет пищей для лососей…
Круговорот биоматериала в природе!

Немалое, но совсем не положительное участие в этом принимает сейчас и человек.

Такова суровая «правда жизни» животных этого вида!
Как, впрочем, и всех остальных.
Кроме человека.

Но – не только «круговорот»!
Уход старых организмов не просто освобождает жиз-ненное пространство для следующих поколений.
Он дает шанс для новых поколений, генетически от-личных от своих родителей.
И, тем самым, обеспечивает возможность развития жизни, если это отличие оказывается благоприобретением.

Те же лососи не изначально вели себя таким образом.
Наверняка их пращуры жили как-то по другому, но что-то заставило их вести себя именно так.
Их изменившиеся потомки, в соответствии с изменив-шимися условиями жизни, изменили свое поведение, и это дало возможность выжить их виду.
Если бы эти потомки, отметав икру, благополучно ска-тывались обратно в море, возможно, их собственным потом-кам было бы нечего есть!
И на жизни этого вида была бы поставлена точка.

Так что, если бы не было Смерти, не было бы и Жизни!
По крайней мере, в ее нынешнем виде.